Творцы античной стратегии. От греко-персидских войн до падения Рима - [63]
Различие между бандитом, вождем племени, мелким царьком или лидером восстания зависит исключительно от интерпретации; многие люди подпадают сразу под несколько определений в древних источниках. Таким образом, крупные географические районы в пределах Римской империи оставались независимыми от римской власти – в основном, в горной местности, с ее мобильным населением и труднодоступным рельефом. Это были своего рода «карманы», где власть Рима не признавалась.
Аналогия между древним и современным бандитизмом выглядит натянутой. Идеология могла присутствовать и отсутствовать в древнем бандитизме, который в основном был экономическим, и даже там, где сопротивление являлось этническим или идеологическим, террор (в смысле непредсказуемого насилия, призванного порождать нестабильность и страх) оказывался малоподходящей тактикой, сработавшей разве что против сикариев. Опять же, за исключением сикариев, те люди, кого именовали бандитами в древности, действовали в сельской местности, обитали зачастую в недоступных горных районах, а не в многолюдных городах, этих предпочтительных мишенях современных террористов. Однако налицо и важные параллели. Бандиты не воспринимались как обычные преступники, они были врагами государства, против которых римляне вели войны. Это была не совсем война в прямом смысле, в отличие от походов против других государств; римляне рассматривали войну с бандитами как партизанскую, или, как мы теперь говорим, «асимметричную», хотя и не использовали эти термины. Считалось, что бандиты не действуют в одиночку. Они опирались на лояльность и ресурсы местных сообществ, которые помогали им, либо находились под защитой крупных землевладельцев, которые использовали их для собственных целей: грабить и убивать, похищать и запугивать соседей, а также в качестве «карательных отрядов» в постоянной конкуренции за землю и власть. Некоторые землевладельцы содержали фактически целые частные армии бандитов, способные отразить нападение любого военного соединения, которым располагала та или иная провинция.
Бандиты со связями в местных сообществах или подчинявшиеся землевладельцу попадались благодаря разведке, доносам и предательству. Их травили, как зверей на охоте; источники описывают армейские экспедиции, отправку наемников и поощрение местных шпиков[310]. Известны профессиональные и полупрофессиональные охотники на бандитов, причем некоторых из них было трудно отличить от самих бандитов[311]. Закон обязывал от общин и индивидов разыскивать и отлавливать бандитов, и за убийство бандита никакого наказания не полагалось[312]. Римское право вдобавок преследовало тех, кого обвиняли в соучастии, защите бандитов и сбыте награбленного ими – увы, это мало кого останавливало[313]. Некоторые богатейшие и влиятельнейшие персоны практически открыто покровительствовали бандитам, в том числе и многие представители римской сенаторской аристократии. Пропагандистская риторика, противопоставляющая бандитизм и легитимную власть, маскировала ситуацию, когда пребывавшая в зачаточной форме римская государственность оперировала в тени (или являлась частью) гораздо более сложной и развитой системы личной власти, включавшей в себя бандитов и их покровителей.
Армия охраняла граждан от бандитов. Август и Тиберий держали военные гарнизоны (stationes) по всей Италии, чтобы ловить бандитов, – ведь бандитизм распространился еще шире в годы гражданской войны, что покончила с республикой[314]. В некоторых регионах солдаты охраняли дороги от бандитов, а также возводили сооружения, этакие пограничные посты, куда затем направляли воинские подразделения. В Киликии римляне постепенно (в III и IV веках) укрепили всю внутреннюю границу с исаврами[315].
Против больших банд или «бандитствующих народов» римские наместники и их чиновники вели локальные войны. Цицерон возглавил жестокую карательную экспедицию против бандитов, будучи наместником Киликии, и в ходе ее разрушал деревни и истреблял их жителей; в одном поселении взял заложников после длительной осады, но долгосрочного успеха не добился. Тацит упоминает новые походы на бандитов в регионе, предпринятые чиновниками наместника Сирии в 30-х гг. и в 51 г.[316]
Римские наместники и императоры порой пытались нейтрализовать бандитов, нанимая сами банды для наведения порядка или заманивая бандитов в армию, по отдельности или en masse[317]. Еще чаще римские командиры вступали с бандитами в переговоры. Так, Цицерон завязал дружественные отношения (hospitium, гостеприимство) с одним исаврийским вождем («тираном», по его словам); этот и иные виды «ритуализированой дружбы» являлись основными инструментами римской внешней и внутренней политики на закате республиканского периода и на протяжении большей части римской истории в целом. Цицерон, Помпей и Марк Антоний дружно признавали другого исаврийского вождя, Тарконтидмота, «другом Рима» или своим личным другом[318].
В крошечной горной провинции Мавритания Тингитана, на крайнем северо-западе Марокко, римские наместники заключили мирный договор с вождями горных племен; текст этого соглашения, выбитый на камне, представляет собой почти единственное письменное свидетельство римской политики в регионе. За пределами сильно милитаризованной зоны в равнинной местности римское культурное влияние почти не ощущалось, хотя эту область окружали старинные римские провинции. Ни один сохранившийся источник не называет население горной Мавритании бандитами, однако аналогия с Исаврией несомненна
