Творчество Томаса Мура в русских переводах первой трети XIX века - [7]

Отдельной книгой в 1827 г. вышел прозаический роман Томаса Мура "The Epicurean" ("Эпикуреец"), написанный, впрочем, семью годами ранее, а потому смотревшийся несколько архаично в условиях создания Вальтером Скоттом исторических романов нового типа. В произведении нашел отражение интерес Мура к раннехристианской литературе, средневековой истории Ближнего Востока и Западной Европы. О пристальном внимании автора к многочисленным историческим источникам свидетельствовал тяжеловесный аппарат примечаний, дававший внешнюю гарантию сохранения исторической достоверности описания. Однако в реальности автору не всегда удавалось остаться на уровне современного исторического знания, многие факты, не зафиксированные в источниках, домысливались, причем творческое воображение оказывалось настолько сильным, что сюжет наделялся чертами искусственности, малоправдоподобности. История греческого юноши-эпикурейца Алкифрона, обращенного молодой египетской жрицей, тайной христианкой, в христианскую веру, а затем погибшего, будучи осужденным на каторжные работы, в подземельях пирамид, получила критические оценки в литературных кругах Англии и Франции. В России роман также не имел популярности, хотя перевод первых пяти его глав был осуществлен В.Мальцевым в 1829 г. и тогда же опубликован в№ 17–20 "Русского зрителя"³⁶. В.Мальцев внимательно отнесся к поэтическим вкраплениям Мура в прозаический текст, довольно удачно перевел три стихотворных фрагмента. В отличие от В.Мальцева А.Савицкий, осуществивший в 1833 г. полный перевод «Эпикурейца»³⁷, сделал существенные пропуски, опустил все стихотворения и большую часть примечаний; возможно, это произошло потому, что русский переводчик использовал в своей работе не английский оригинал, а существенно опрощенное издание на французском языке. Вместе с тем роман читался в Петербурге и на языке оригинала, о чем свидетельствует эпиграф из него на английском языке, помещенный на обложке изданной в 1830 г. книги Д.П.Ознобишина «Селам, или Язык цветов».

После выхода в 1830 г. двухтомной книги Томаса Мура "Letters and journals of Lord Byron with notes of his life" ("Письма и дневники лорда Байрона с замечаниями о его жизни") для многих представителей русской культуры он стал более другом и биографом великого английского поэта, нежели оригинальным писателем. Книга, привлекшая к себе внимание широких читательских кругов, была существенно близка традиционному сознанию, поскольку акцентировала внимание на увлекательных сторонах бурной жизни Байрона, практически не затрагивая сложных вопросов духовно-нравственных исканий.

Если в начале 1820-х гг. Мур в читательском восприятии оказывался творцом, равным Байрону, то в начале 1830-х гг. появилось представление о нем как о писателе – спутнике Байрона. Байронизм относился к числу наиболее значимых увлечений русской романтической литературы³⁸, тогда как умиротворенная меланхолия поэзии Мура не могла предложить своего, особого «веяния». Беспрекословное преклонение перед буйным, могучим талантом Байрона, исполненным мятежности и душевной тоски, сочеталось с сомнениями в правильности творческих исканий Мура: его «восточная повесть» «Лалла Рук» нередко представлялась избыточно, вплоть до неестественности, насыщенной ориентальными мотивами; «Ирландские мелодии», отличавшиеся своеобразным этническим колоритом и гражданской позицией автора, во многих случаях казались вычурно изящными, подчиненными мелодической форме.

Постепенно Мур перемещался в читательском сознании в ту нишу, которую прежде занимала популярная в России переводчица с английского языка на французский А.—Л.Беллок (урожденная Соунтон), прославившаяся своими переводами из Байрона и пропагандой его творческого наследия за рубежом. Будучи ирландкой по происхождению, получившей французское гражданство после вступления в брак с художником Ж.—И. Беллоком, она поддерживала дружескую переписку со своим соотечественником Томасом Муром, о чем сохранилось прямое свидетельство в ее письме, напечатанном П.А.Вяземским в "Московском телеграфе"³⁹. В русской печати появлялись и другие материалы, обусловленные общением А.—Л.Беллок с ведущими писателями Англии и Франции на байроновскую тему, в частности, письмо к ней Стендаля, содержащее рассказ о встрече с Байроном в Италии в 1816 г.⁴⁰

В 1840-е гг. падение интереса к творчеству Мура могло быть объяснено, помимо прочего, и общей тенденцией утраты поэзией былой привлекательности в глазах читателей. Об этой тенденции размышлял В.Г.Белинский в пространном обзоре "Русская литература в 1843 году": "Стихотворения нынче мало читаются, но журналы, по уважению к преданию, почитают за необходимое сдабриваться стихотворными продуктами, которых поэтому появляется еще довольно много. <…> Попадаются в журналах стихотворения <…>, более или менее исполненные поэтического чувства, но они уже не имеют прежней цены, и становится очевидным, что их творцы или должны, сообразуясь с духом времени, перестроить свои лиры и запеть на другой лад, или уже не рассчитывать на внимание и симпатию читателей"⁴¹