Творчество и критика - [79]

Не хочу быть знаменитым поэтом

В цилиндре и лаковых башмаках!

Предстану миру в песню одетым

С медвежьим солнцем в зрачках…

И песня эта-для него сила, действенная; не Сталь победит мир (нет-«…сядет Ворон на череп Стали»!), а духовный взрыв приведет к «Четвертому Риму»; в силу «стальных машин, где дышит интеграл», не верит «мужицкий поэт» так же, как не верил в нее и поэт национальный. Но победа-будет, и духовным предтечей ее осознает себя поэт. «И сойду я с певчей кобылы, кунак в предвечном ауле»…

Самонадеян захват поэмы; но Клюев-имеет право на самонадеянность: силач! Техникой стиха его недаром восторгался Андрей Белый; но недаром он и боялся того духа, который сквозит за «жемчугами Востока» стихов Клюева. «Христос ваш маленечко плотян»-говорили немоляки о Христе петербургского религиозно-философского общества; что сказали бы они о Христе Клюева! Это подлинно «плотяный» Христос, хлыстовский Христос; и недаром торжественной песнью плоти является вся первая часть «Четвертого Рима»…

Но это-тема особая и большая; ее можно только поставить и когда-нибудь к ней подойдут вплотную при изучении творчества Клюева. А пока-перехожу к третьей «радости», к драматической поэме С. Есенина «Пугачев».

4.

Сергей Есенин-для меня последний большой поэт, появившийся на рубеже золотого и серебряного века нашей поэзии. Одно время он шел рядом с Клюевым, потом оторвался, попал в «имажинизм»… Но неужели Клюев верит в «имажинизм» Есенина, в его цилиндр и лаковые башмаки? «И хотелось бы сапожки вздеть Алешеньке, да на ём сапожки разлезаются»… И какой тут цилиндр? — скорее уж былинная «шапка в девяносто пуд», которую легко носит подлинный богатырь. Ритмически легкие революционные его поэмы 1917–1918 годов, намеренно тяжеловесный «Пугачев» 1921 года-вот уже не лаковая поэзия! «Не будет лаковым Клюев!» — не будет лаковым и Есенин, хотя пути его резко разошлись с клюевскими. В пути Клюева не верит теперь Есенин, не верит в мужицкий избяной рай с солодягой и «ржаным Синаем»:

Тебе о солнце не пропеть,

В окошко не увидеть рая;

Так мельница, крылом махая,

С земли не может улететь…

И хорошо, что Есенин ушел на свои еще не вскрытые до конца пути-довольно одного Клюева. А лаковые башмаки-вздор, обман: «на ём сапожки разлезаются»…

«Пугачев» Есенина — сильная, крепкая вещь; драматическая поэма - но, конечно, не историческая. В разбойных героев середины XVIII века вложены чувства, мысли, слова «имажиниста» нашего времени, который сам о себе говорит: «такой разбойный-я»… Эта модернизация, эта стилизация-прямая противоположность приему бесчисленных ауслендеров: у них современность жеманится под историчность, здесь же историческое переносится в современность. «Пугачев» Есенина-наш современник, и со всеми своими историческими соратниками живет он в наши дни, среди нас и в нас.

Есенин очень молод, но уже дал многое и обещает еще многое. «Имажинизм»-вздор, мертвый груз, путы на ногах; они нужны разным Шершеневичам, — «Лошадь, как лошадь» все равно не «певчая кобыла» Клюева, а престарелая кляча, помесь символизма с футуризмом; «имажинизм», как допнинг, дает ей подобие жизни. Есенин-особь статья; в его понимании-отцом «имажинизма» был, быть может, Гоголь… Знаю одно: перед нами большой, не завершенный, подлинный поэт; путь его-в начале, и ему предстоят еще многие творческие подвиги.

5.

Вл. Гиппиус, Клюев, Есенин-разные поколения, разные направления. Глубокий символизм, легковесный имажинизм-разве дело в названиях и в теориях творчества? Теория только post factum помогает расценить то подлинное золото творчества, которое дарят нам большие мастера. Без внешнего мастерства нет искусства. «Киркою рудокопный гном согласных хрусты рушит в томы»… Но за «гранньм треском инструментаций», за «хрустом согласных» во всех этих трех поэмах большого мастерства-«святой огонь взвивает блеск», освещая и освящая собою все внешнее-«стилистический прием, языковые идиомы»… Золотой век поэзии всегда освещается этим «святым огнем»; в серебряном-он заменяется искусным, но мертвым фейерверком. В современной русской поэзии уже много таких фейерверков: но так радостно убедиться, что еще ярко горит в ней и «святой огонь» подлинного творчества.

1922.

«Мистерия» или «Буфф»? (О футуризме)

I «Слово-звук и слово-смысл»

«Футуризм»…

Одно из двух: или за ним стоит некая внутренняя правда-и тогда о нем можно говорить и должно говорить; или за ним-пустое место, и тогда надо, обнаружив его, пройти мимо. Многообразные культурные «дыромоляи» не согласятся с этим, — на то их добрая воля.

За футуризмом есть правда внешняя и внутренняя, осознанная им и не осознанная. О последней-потом; сперва лишь несколько слов о первой. А когда мы пройдем и через ту, и через другую-сам собою разрешится вопрос о том, в чем внутренняя сущность футуризма.

Почему слово всегда должно иметь смысл?

Вот первый вопрос, сознательно поставленный футуризмом при своем истоке, так рассердивший одних, так рассмешивший других. Действительно, какая бессмыслица! Уж не превратиться ли нам в наших праотцев каменного века или в грудных младенцев («онтогенезис есть филогенезис»), которым такое физиологическое наслаждение доставляло и доставляет повторение отдельных слогов, отдельных звуков. «Дыр, бул, щур»-благодарю покорно!