Твоими глазами - [2]

Молчание длилось несколько минут, полнившееся мерным шорохом ветра в листьях, кисти по пергаменту.

— Так стараешься… — протянул Изуна и усмехнулся. — На благо Сенджу или деревни?

Рука Тобирамы остановилась. Он поднял голову, посмотрел в лицо врагу, на забинтованные провалы глазниц.

— Ты в чём-то подозреваешь меня?

— Подозреваю? Вовсе нет, — отозвался Изуна. — Я абсолютно уверен, что ты замышляешь что-то против нас.

Тобирама оборвал порыв зарычать: кривиться теперь в его присутствии можно, но вот издавать звуки нежелательно.

— Голословно.

— Мы оба знаем, что это правда. Я твою ненависть чую, — он раздул ноздри, скользнул языком по губам, словно на них мог осесть пепел холодной ярости, испытываемой Сенджу.

Провоцирует? Чего добивается?

— Могу ответить теми же подозрениями, — отчеканил Тобирама. — Ты вызвался вести переговоры с Нара.

— Ими должен был кто-то заняться, а я в этом хорош, — парировал Изуна. — Попробуй поспорить — выставишь себя дураком. С Нара должен вести переговоры кто-то не менее хитрый, чем они сами, иначе Коноха проиграет.

От звука этого слова Тобирама поморщился. Название деревни, придуманное Мадарой, било по ушам.

— Коноха? Не лично твой клан?

— Не лично. Нии-сан сказал, больше у нас нет личного — есть общее с вами, Сарутоби, Абураме, всеми теми, кто присоединится к союзу. Есть Коноха.

— Я тебе не верю, — сказал Тобирама прямо и просто.

— Почему?

Издевается?

Игнорировать. Вернуться к свитку, к работе.

— Почему, Тобирама?

— По той же причине, что и всегда, — бросил он, чтобы отвязался.

— Потому что я — Учиха? — Изуна хмыкнул. — Как-то это по-ребячески, не находишь?

На этот раз Тобирама не выдержал, прорычал:

— Не смей судить меня. Убирайся.

— Этот парк — общественный, могу находиться здесь, сколько хочу, — возразил Изуна и аккуратно сел, вытянул ноги и прислонился спиной к стволу.

Уйти самому? Тобирама подумал об этом, но отбросил. Он и так уже сбежал из собственного дома, подальше от Мадары — больше своё место не уступит. Да и вообще, завтра же начнёт выкуривать старшего Учиху из кабинета Хаширамы. А сегодня нужно разобраться с младшим.

Вновь взять в руки кисть, глубоко вздохнуть. Письмо само себя не напишет, а слепой Учиха работать не помешает. Пока будет молчать, по крайней мере.

И Изуна правда молчал — запрокинул голову, подставив лицо солнечным лучам, пробивавшимся через листву. Легко было представить, как прежде, имея глаза, он зажмурился бы с выражением удовольствия, потянулся, будто кот, расслабленный и гибкий… в боях его порой только гибкость спасала. Вот только в последнем подвела — и Тобирама добрался до него, ранил сильно, раскроил половину грудной клетки от подмышки почти до самого позвоночника — после такого практически невозможно выжить. Ани-чан виноват в том, что эта тварь ещё дышит и ходит.

Под деревьями долго длилась благословенная тишина. Впрочем, она, как и всё хорошее, кончилась.

— Раньше не подумал бы, что в тебе может крыться столько ненависти, — протянул Изуна задумчивым тоном. Тобирама промолчал. — Никогда не замечал в тебе любви, которой, по всеобщему мнению, ваш клан отличается от нашего, и грешным делом стал думать, что ты вовсе не способен на чувства. А оказалось совсем наоборот — в тебе ненависти на дюжину наших хватит. Даже смешно.

— Сенджу ненавидят Учих, Учихи ненавидят Сенджу, — проронил Тобирама, не поднимая голову от свитка, продолжая писать на свободном пространстве. Выходило, правда, не рабочее, а нечто глубоко ругательное. — Это в порядке вещей.

— Было, — поправил Изуна едва ли не мягко.

Тобирама скептично фыркнул.

— Скажи ещё, что полюбил нас.

— Ни в коем случае. Вы странные, в большинстве своём неотёсанные и крайне шумные. Хотя не говорю, что Учихи безгрешны, — Изуна перекинул через плечо длинный хвост и принялся на ощупь выбирать из него приставшие чешуйки коры. — Нет, Тобирама, я не люблю Сенджу. Но моя ненависть к вам перегорела, ушла. Осталась лишь боль потерь и старые шрамы, за большую часть которых я должен сказать спасибо тебе.

— Пожалуйста, — съязвил в ответ Тобирама. — Изуна, чего ты хочешь? Если ты не заметил, я занят.

— Чего я хочу?.. — проговорил Изуна, перебирая пальцами хвост. Ветер шевелил неровные пряди вокруг его лица; резкий контраст чёрного и бледного, белых бинтов сглаживался зеленоватой полутенью.

Некоторые говорят, что вся сила Учих заключена в глазах, лиши их — и демоны неопасны. Быть может, применительно к большинству это и так, однако Изуна иной. Его сила не только в Шарингане — в его уме, чутье, рефлексах охотника. В несгибаемом духе. Даже ослеплённый собственным братом ради силы, Изуна оставался зубастым хищником, уверенным в себе и опасным.

— Я хочу понять, что заставляет тебя быть таким непримиримым, — Изуна безошибочно повернул лицо к нему. Он почти смотрел, как прежде: въедливо, погружаясь до дна твоего существа и вытаскивая на свет кошмары, страхи, потаённые мысли. — У нас всех общая история: мы потеряли братьев, похоронили отцов, через кровь и страдания выжили, заключили долгожданный мир. Нии-сан и твой брат приняли его быстро — ещё бы, сами же и придумали. Я тоже нашёл себе место в изменившейся реальности, не без сомнений, но нашёл. Только ты продолжаешь плеваться от неё, жить так, как прежде: с кунаем под подушкой и желанием перерезать горло любому, кто носит на спине красно-белый веер.