Твоими глазами - [46]

В обычных обстоятельствах мы бы запрыгали от радости. Но тут мы молчали. Не такой был день. Клаус заболел.

В эту минуту я увидел, что дверь в кабинет медсестры открыта. Там на коленях стояла фрёкен Йонна и тёрла пол. Она выпрямилась и посмотрела на нас.

Мы встретились с ней глазами.

* * *

Лиза жила во дворце.

Её отец заведовал химической лабораторией «Карлсберга».

В «Карлсберге» было две лаборатории — химическая и физиологическая.

Мы не знали, что все эти слова означают, но мы уже умели их произносить — ещё до того, как услышали их от взрослых.

Мама Лизы разговаривала с детьми так же, как фрёкен Йонна, она не подбирала для нас какие-то особенные слова, у неё не было, в отличие от других взрослых, одних слов для взрослых, а других для детей. Она всегда говорила одинаково, очень спокойно и с каким-то уважением.

Таким уж она была человеком.

Но дело было ещё и в том, что Лиза была приёмным ребёнком. Казалось, её мать всё время помнила, что Лиза, давным-давно, потеряла то, что нельзя возместить, — своих биологических родителей. И вот из-за этой утраты они и получили Лизу в подарок.

Лаборатории находились на Гаммель Карлсбергвай, здание окружала чугунная ограда с гранитными колоннами. Миновав ворота, мы объезжали круглую клумбу по дорожке, посыпанной гравием, повсюду были разбиты клумбы с розами и стояли высокие статуи, в том числе копия «Мыслителя» Родена.

Подъехав к дому, мы поднимались по лестнице, к тяжёлым дверям, за которыми открывался просторный холл с облицованными мрамором стенами, колоннами, огромной бронзовой люстрой, широкой лестницей на второй этаж, где на стенах висели метровые портреты всех прежних руководителей лабораторий.

Учёные мужи среди пробирок и колб с разноцветными жидкостями.

Физиологическая лаборатория помещалась на втором этаже справа, химическая — на первом и в левой части подвала.

Руководителю каждой из них предоставлялся свой особняк — служебное жильё. Семья Лизы жила в доме слева от въезда.

Мы считали, что это дворец.

Дом был трёхэтажный, со множеством лестниц, длинными балконами и тремя туалетами. Он весь был наполнен светом, повсюду — современная мебель, лампы дизайна Поуля Хеннингсена, вазы и пледы, которые, как мы знали, покупались в дорогом магазине «Форма и цвет», потому что мы несколько раз ездили туда с Лизиной мамой.

В большой и светлой кухне нам обычно давали серый хлеб с тмином, с сыром и красным перцем и имбирное печенье «Перч», и мама Лизы никогда никуда не спешила, она сидела с нами за столом и всегда смеялась над тем, что мы говорили. Но очень серьёзно выслушивала то, к чему надо было относиться серьёзно.

У Лизы была собака, щенок немецкой овчарки, он почти не отходил от Лизы.

Её комната была на верхнем этаже, рядом со спальней родителей, и в комнате висела картина Шерфига.

На ней были джунгли. Похожие на те, что были в детском саду, но всё-таки немного другие.

На переднем плане были не слоны, а тигры.

За тиграми были деревья, лес, густые заросли, можно было забраться глубоко в чащу, и в том самом месте, где деревья начинали сливаться с голубой дымкой, на одном из деревьев сидела сиреневая ящерица.

Она сидела на ветке, обернув хвост вокруг себя. И смотрела на нас маленькими, снисходительными жёлтыми глазками.

Позади виллы тянулись теплицы и огромная опытная плантация. Она была бескрайней, как и заросли на картине, только тут заросли были настоящими.

Там мы обычно и играли.

Сначала мы сидели с мамой Лизы на кухне, пили чай, там я впервые попробовал зелёный чай, а потом шли в сад — это был такой ритуал.

Но в тот день всё было иначе.

Лиза спросила, не можем ли мы взять чай с собой наверх в её комнату, и её мама согласилась, мне кажется, я никогда не слышал, чтобы она кому-нибудь возражала.

Но когда она принесла нам поднос с чаем, она как-то по-особенному посмотрела на нас.

Мы ели и пили в молчании.

И тут Лиза сказала: «Нам надо постараться помочь Клаусу».

Слово «помочь» приобрело тогда для нас особое значение. Оно стало означать «войти в мир другого человека и быть там с ним».

Сегодня многие бы сказали, что можно позвонить этому человеку по телефону. Поговорить с ним по скайпу. Связаться по фейстайму. Или за пару минут доехать До него.

Тогда всё было иначе. Клаус лежал в больнице в Нюкёпинге. До неё было далеко.

Никто из нас ничего не сказал. Мы решили, что Лиза имеет в виду ближайшую ночь. Что сегодня ночью мы должны попробовать пройти через джунгли, проникнуть оттуда в сон Клауса, объяснить ему, что мы знаем о его болезни и нам от этого очень плохо. И что если ему суждено умереть, мы проводим его до самого входа в тоннель.

Но Лиза не это имела в виду.

— Давайте прямо сейчас, — сказала она.

*

Сначала у нас ничего не получалось. А потом получилось.

У Лизы в комнате были и кровать, и диван. Она сидела на диване. Варга, её собака, лежала рядом с ней. Мы с Симоном забрались на кровать.

Мария сидела на полу.

Мы трое смотрели на картину Шерфига. На сиреневую ящерицу.

Потом закрыли глаза.

И погрузились в себя.

Возможно, кто-то сказал бы, что мы задремали. Возможно, какой-нибудь взрослый, посмотрев на нас, так бы и сказал.