Твои фотографии - [17]

— Кто твои родители? — спросила новая соседка, и Изабел громко рассмеялась и показала обручальное кольцо. Женщина ахнула от изумления: — Ты выглядишь такой молодой…

— Мне двадцать, — солгала Изабел. Расположение соседей можно было завоевать. Друзей — найти. Браки заключаются, когда обе стороны достаточно взрослые, и дома побольше покупаются, когда отложено достаточно денег.

«Кто твои родители?»

И что это за вопрос?

Ей следовало бы парировать: «А кто ваши?»

— Надеюсь, вы не собираетесь закатывать шумные вечеринки? — спросила другая соседка.

— Мой муж управляет рестораном, — похвасталась она, хотя, по правде говоря, Люк только что получил работу в местном пабе, — а я — фотограф.

Словно это все объясняло.

Она входила в маленькую комнату на задах дома и представляла ползающего по полу младенца. В кухне она воображала, как угощает гостей. И когда-нибудь они выстроят ей темную комнату! Собственную темную комнату!

Она сдаст экзамены по английскому для лиц, не закончивших среднюю школу, пойдет на курсы или просто начнет работать. Какая разница? Жизнь расстилается перед ней, словно одеяло для пикника, и все, что ей остается, — выбрать подходящие закуски.

Люк заново выложил ярко-синим кафелем осыпавшиеся стены ванной и кухни. Восстановил потрескавшиеся участки сухой штукатурки и заколотил дыры в ступеньках лестницы. Но прежде она сунула в пакет из оберточной бумаги содержащую их снимок капсулу времени, которую кому-то предстоит найти годы спустя. Представляете, что они подумают! Такая молодая, такая влюбленная пара. Как они держатся за руки! Как он смотрит на нее!

Они жили в этом доме два года, и когда ей наконец исполнилось восемнадцать — вполне приличный возраст для замужества, — Изабел положила кольцо со стразами в ящик комода, сменив его на тонкий золотой обручик, купленный у ювелира. Позвонила матери, рассказала, что они идут к мировому судье.

— Женитесь… — вымолвила наконец Нора. — Боже, помоги нам всем.

И повесила трубку.

Единственное, что сохранила Изабел от прошлого, это фамилию.

Они с Люком вернулись в дом, одетые в лучшие наряды, которые могли себе позволить, конечно, и он поднял ее и перенес через порог, и многие годы все казалось совершенно новым. Каждый раз, переступая порог, она улыбалась.

Сейчас же дом выглядел разрушенным. Должно быть, ее печаль впиталась в доски пола, потому что теперь они скрипели, когда Изабел ступала по ним. Ее разочарование тяжким грузом легло на полки буфетов, отчего те провисли. Соседи менялись столько раз, что нынче она знала не всех, да и кто считает их новобрачными? Люк был просто парнем, работавшим в местном пабе, пока не купил его. Сделал там ремонт, нанял повара, умевшего готовить четыре сорта пасты, супы и сандвичи, но каким бы солидным ни выглядело меню, все в округе знали, что это все-таки бар, полутемное заведение, где можно сидеть часами, откуда тебя не вышибут, или целоваться с совершенно незнакомой женщиной, и именно ради этого туда приходят.

Что же, ей следовало быть умнее. Следовало предвидеть, чего ждать от такой работы, как у Люка.

Изабел достала из холодильника бутылку воды и долго сидела на кухне, пытаясь придумать, что делать дальше, когда в дверь позвонили.

На пороге стоял мужчина в темном костюме. Сначала Изабел решила, что он ошибся адресом, но в холодном воздухе блеснула бляха полицейского. Во рту у нее пересохло. Язык отнялся.

Дома она почувствовала себя лучше. Но теперь нога снова разболелась.

— Детектив Гарри Бернс. Я хотел бы поговорить с вами об аварии, — начал он, но, глянув на нее, осекся. — Я не вовремя, мэм? Как вы себя чувствуете? Я пытался побеседовать с вами в больнице, но сестры настоятельно просили меня уйти.

Изабел провела его в гостиную, но по пути споткнулась, и он немедленно подхватил ее, не дав упасть. Помог сесть и придвинул для себя черное кожаное кресло Люка.

— Что случилось с теми людьми? — выпалила Изабел. — Пожалуйста, вы должны мне сказать.

Он покачал головой.

— Сначала мне нужно получить кое-какую информацию.

Внутренности Изабел скрутило судорогой. Он вынул дешевый блокнот и черную ручку со следами зубов на кончике, и Изабел, неожиданно вспомнив о спутанных волосах, поспешно скрутила их в неряшливый узел.

— Ваш муж дал мне все сведения о страховке, — сказал Бернс. — Так что об этом можно не упоминать. — Он выжидающе кивнул ей. — Если можно, расскажите, что произошло.

Она взглянула на свои руки, по-прежнему украшенные синяками. На месте обручального кольца белела полоска кожи. Она хотела поскорее покончить с этим и поэтому начала говорить. Время от времени он задавал ей вопросы, но Изабел невольно заметила, какой скучающий у него вид, как часто он смотрит на часы.

— С какой скоростью вы вели машину? Какая была видимость?

Изабел судорожно сглотнула.

— Туман был такой сильный, что я еле ползла. Километров тридцать.

— Ага.

— Что сталось с женщиной и мальчиком? — не унималась Изабел.

Он посмотрел на нее. И она впервые заметила, что его глаза мягкого голубого оттенка, как у кошки.

— Я думал, вы знаете. Женщина погибла на месте.

Воздух в комнате сгустился до льда. По спине Изабел побежали мурашки. Детектив еще что-то говорил, но слова плыли к ней рваными клочками.