Твое сердце принадлежит мне - [66]

Из Уипсетов, телефон которых начинался с 949, у одной имя напоминало те, которые он вспомнил. Райан сразу его узнал: Кайра.

Позвонил, и она ответила на третьем гудке.

Назвав себя, извинившись, что нарушает ее покой в выходной день, Райан перешел к делу:

– Я надеюсь, вы подскажете мне, как связаться с Исмей Клемм.

– Простите, с кем?

– Второй медсестрой, которая ассистировала доктору в тот день.

– Второй медсестрой? – переспросила Кайра.

– Исмей Клемм. Мне крайне необходимо поговорить с ней.

– Я не знаю человека с таким именем.

– Но она ассистировала при взятии биопсии.

– При проведении этой процедуры доктору помогала только я, мистер Перри.

– Чернокожая женщина. Очень приятное лицо. Необычные изумрудные глаза.

– Я не знаю, о ком вы говорите.

– Могла она… ассистировать неофициально?

– Думаю, я бы это запомнила. А кроме того, в нашей больнице так не принято.

– Но она там была, – гнул свое Райан.

Его настойчивость заставила медсестру Уипсет засомневаться.

– Но как эта женщина ассистировала? Что делала?

– Когда взяли первую пробу, она велела мне не задерживать дыхание.

– И все? Это все?

– Нет. Она также… контролировала мой пульс.

– Как это?

– Стояла рядом со столом, на котором я лежал, держала за запястье, считала пульс.

Вот тут в голосе Кайры Уипсет послышалось недоумение:

– Но на все время процедуры вас подключали к электрокардиографу.

Он попытался вспомнить. Память подводила.

– Электрокардиографу с видеодисплеем, – уточнила медсестра Уипсет. – Он фиксировал деятельность вашего сердца в режиме реального времени, мистер Перри.

Райан помнил флюороскоп, по которому наблюдал медленное продвижение катетера по яремной вене в сердце.

Но не мог вспомнить электрокардиограф, не мог с уверенностью сказать, что она ошибается, и у него не было оснований подозревать, что она ему лжет. Тем не менее он помнил не электрокардиограф, а Исмей Клемм.

– После процедуры мне пришлось полежать в соседней комнате, пока не закончится действие лекарства. Она несколько раз заходила ко мне. Очень добрая женщина.

– Я несколько раз заглядывала к вам, мистер Перри. Вы спали.

Он не отрывал глаз от посмертного портрета в пластиковом кармане папки.

– Но я так хорошо ее помню. Исмей Клемм. И сейчас вижу перед собой ее лицо.

– Вас не затруднит повторить имя и фамилию по буквам? – спросила медсестра Уипсет.

Он повторил, а она записала.

– Послушайте, возможно, по какой-то причине она действительно заходила в лабораторию, я, в силу занятости, не обратила на нее внимания, а вот вы ее запомнили.

– Еще как запомнил, – заверил он Кайру Уипсет.

– Вы находились под действием успокоительного, поэтому, возможно, ваша память расширила период ее пребывания в лаборатории, преувеличила степень участия в процедуре.

Райан не стал с ней спорить, но точно знал: ничего он не преувеличивал.

– Поэтому скажите мне номер, по которому я могу вас найти, – продолжила Кайра Уипсет. – Я позвоню коллегам, спрошу, может, кто-то знает эту женщину. И, возможно, сумею связать вас с ней.

– Я буду вам очень признателен. Вы очень добры. – И Райан продиктовал номер своего мобильника.

* * *

Тук-тук-тук: Джордж Зейн и Кэти Сайна проверяли стены, простукивали шкафы и столы.

Райан вытащил посмертный портрет Исмей Клемм из пластикового кармана, положил на стол.

Ветер все набирал силу. За окном деревья трясло в клубах желтой пыли.

Из принесенного с собой конверта Райан достал фотографии Терезы Рич и Лили Х. Добавил к посмертному портрету женщины, которая выглядела точь-в-точь как Исмей Клемм.

Он знал, что тревога, не отпускавшая его, отличается от той, которую он испытывал ранее.

Это путешествие привело его из центра страны здравомыслия, в которой он прожил всю свою жизнь, в ее самые дальние районы, где воздух более разреженный, а свет менее яркий. И теперь он стоял на границе между всем, чем был, и новой реальностью, о которой даже не решался подумать.

Райан уже хотел вернуть две фотографии в пластиковые карманы и покинуть этот дом с фотографией Лили.

Проблема заключалась только в одном: ему некуда было идти, кроме как в свой дом, где рано или поздно ему вспороли бы грудь и вновь вытащили сердце, только на этот раз без анестезии.

Какое-то время спустя воздух обрел щелочной вкус, спасибо ветру, который стонал и ломился в окна.

Наконец зазвонил его мобильник. Райан услышал незнакомый голос. Женщина представилась как Ванда Джун Сайдель и сказала, что звонит по просьбе медсестры Уипсет.

– Она говорит, что вы хотите что-то узнать об Исмей Клемм.

– Да, – ответил Райан. – Она… очень помогла мне в трудный период моей жизни.

– Это так похоже на Исмей. Очень похоже. Мы восемь лет были лучшими подругами, и я не знаю человека, лучше ее.

– Мисс Сайдель, я бы очень хотел поговорить с медсестрой Клемм.

– Зови меня Ванда Джун, сынок. Я бы тоже хотела поговорить с Исмей, но с сожалением должна сказать тебе, что она умерла.

Глядя на фотографию медсестры, лежащую на столе, Райан не стал задавать самый важный вопрос. Спросил лишь:

– А что случилось?

– Если говорить откровенно, она неудачно вышла замуж. Ее первый муж, Регги, если послушать Исмей, был святым, и, наверное, это правда, если хотя бы половина историй, которые она о нем рассказывала, – не выдумка. Но Регги умер, когда Исмей исполнилось сорок. Семь лет спустя она вышла замуж второй раз, за Элвина, переехала сюда, вот тогда мы с ней и познакомились. Она Элвина любила, а вот мне он совершенно не нравился. Они прожили восемь с половиной лет, а потом она упала спиной с оказавшейся под рукой стремянки и ударилась затылком об оказавшийся под рукой бетонный блок.