Твое счастье рядом - [17]

– У вас, вероятно, было замечательное детство, – невольно вырвалось у Габи.

– Вы так думаете?

– Ну да. Я имею в виду эту красоту. Полагаю, что вы часто приезжали сюда на своем пони.

– Нет. Я сформировался как личность в Каракасе.

Габи с удивлением посмотрела на него. Как странно он сказал: «Сформировался как личность…».

– Как вы сказали? – переспросила она.

– Правильнее сказать, на самой окраине города. Мы вчера проезжали его. Он называется Параисо.

– Вы имеете в виду предместье с великолепными виллами? «Пэрэдайз» – это по-английски рай. Подходящее название.

– Нет, не там. – Он на мгновение замолчал. – Как раз за этим местом.

– Как раз за этим местом?.. – Габи пристально уставилась на Луиса. – Но вы же не имеете в виду…

– … Это жалкое предместье? «Эль Параисо» – рай. – Губы Луиса слегка изогнулись. – Вы скоро поймете, дорогая, что люди в Южной Америке обладают тонким чувством юмора.

– Но… Но я не понимаю, – проговорила, запинаясь, Габи. – Вы?.. – Она внезапно запнулась на полуслове, понимая, что за всем этим кроется какая-то тайна, и у нее пропала всякая охота слушать дальше.

Луис опустился на землю и, прислонившись спиной к одному из огромных деревьев, выдернул пучок травы и начал обрывать на нем травинку за травинкой. Затем, словно механически, как будто говоря сам с собой, он продолжил:

– Мои родители встретились, когда учились в университете Каракаса. Оба они изучали право. Я думаю, что это была настоящая любовь, любовь с первого взгляда. – В голосе Луиса, казалось, не звучало никаких чувств. – Но дон Рамон не одобрил бы этот брак.

– Почему?

– Потому что в его планы не входила женитьба сына на девушке из рабочего квартала, на девушке иного круга, как, вероятно, сказали бы вы. Она вырвалась из грязного предместья только благодаря своему уму и молодому американскому учителю, который преподавал в ее школе.

Луис замолчал, и Габи робко спросила:

– Так что же произошло?

– Моя мать отказалась венчаться тайно и настояла на том, что, прежде чем отец расскажет обо всем деду, они закончат учебу. В конце концов случилось неизбежное – она забеременела. Но даже тогда она уговаривала отца никому ни о чем не говорить. Ей не хотелось, чтобы между ними стояло что-то.

Габи осторожно присела около него.

– Похоже, она была замечательной женщиной.

– Но она не была физически крепкой, у нее начались преждевременные роды. Когда мой отец мчался к ней на машине, он врезался в грузовик. Ребенок был вне опасности, – казалось, что Луис говорит не о самом себе, – но она после этого не захотела жить.

Голос Луиса звучал как-то беззащитно, и Габи захотелось обнять его и прижать к себе. Она уже было подняла руки, но опустила их. Когда-нибудь другая женщина утешит его, но не она. Это не ее дело. Кроме того, он слишком горд и не захочет принять ее сочувствия. Но тем не менее она спокойно взяла его руку, покоившуюся возле нее.

– Извините меня, Луис, – хрипло произнесла она. Он медленно повернул голову, взглянул на нее и убрал руку.

– Не за что извиняться. Это было тридцать лет назад.

Габи внутренне содрогнулась от этого замечания, но, пересилив себя, сказала:

– Как это, однако, печально.

– Не более печально, чем ваша история. Но вы ведь ее пережили.

– Только благодаря Елене. – Луис ничего не ответил, и Габи продолжила: – А кто вырастил вас?

– Старшая сестра моей матери, Виктория. Она взяла меня к себе, когда мне было всего несколько дней, и сделала для меня все, что могла. Но я плохо поддавался воспитанию и стал уличным мальчишкой.

В сознании Габи всплыл образ босоногого мальчика с козой, и она сердито сказала:

– А почему не вмешался ваш дед?

– Потому что он ничего не знал обо мне. Он считал, что просто потерял своего единственного сына в автомобильной катастрофе. Но Виктория, умирая, рассказала обо всем священнику. Он привел меня сюда, и перед доном Рамоном лицом к лицу предстал его тринадцатилетний внук, о существовании которого он и не подозревал. – На лице Луиса появилась кривая усмешка. – Это было ударом для него. Я оказался трудным ребенком и слишком взрослым для своих лет, как раз таким, каким надо быть, чтобы выжить в Параисо. Думаю, если бы это было возможно, дед стал бы отрицать мое происхождение. Но вы же видели портрет моего отца.

Так вот чем объясняется эта жестокость, стальным стержнем засевшая в нем! Он сам развил в себе это качество, чтобы выжить, и не только выжить, но и подняться наверх, чтобы остаться наверху. Именно это сформировало в нем мрачные и безжалостные черты характера, которые ежеминутно ощущала в нем Габи и которых так боялась.

– Как звали вашу мать? – робко спросила она.

– Анна. Анна Эстрадо. – Он мельком взглянул на Габи. – Конечно, дед хотел дать мне свое имя, но меня воспитала Виктория, и было бы предательством по отношению к ней менять фамилию. Поэтому я отказался.

– Вы отказались?! – Несмотря на волнение, охватившее Габи, она не могла не засмеяться при мысли о тринадцатилетнем мальчике с гордо поднятой головой, который был лишен всего, но посмел вызывающе вести себя с доном Рамоном. И о том, что старику, столкнувшемуся с еще более заносчивым характером, чем у него самого, пришлось отступить. Она только тряхнула головой. – О, небеса!