Тверские ратоборцы - [6]
Однако тверской князь как настоящий стратег не стал ждать развития событий. Быстрым маршем он подошёл к Торжку и наголову разбил новгородское войско.
Вернувшись в Тверь, Михаил стал готовиться к решающей схватке, которая неминуемо должна была состояться. Подойдя на 15 вёрст к Твери, Юрий с Кавгадыем затеяли переговоры, надеясь, что Михаил, испугавшись, примет их условия. «И не бысть межи ими мира», сообщают летописи.
Поняв бесплодность попыток, союзники решили уходить.
Подождав прихода кашинцев, Михаил в местности Бортенево дал бой:
«...и сступишася обои полки и бе сеча зла и много голов паде около великаго князя Юрья Даниловича. А брата его князя Бориса и княгиню его руками яша и приведоша в Тферь...». На поле боя Кавгадый приказал своим конникам стяги «поврещи», что означало признание поражения.
Бортеневское сражение не попало в учебники истории, как это произошло с Ледовым побоищем 1242 года и Куликовской битвой 1380 года. А ведь это были события одного масштаба. Но такова судьба отечественной истории, долгое время после Ивана III сочинявшейся тенденциозными московскими летописцами. Наверное, пришла пора помещать дату 22 декабря 1317 года во все учебники, ибо впервые русские нанесли чувствительное поражение на поле боя и ордынцам.
Юрий бежал в Новгород «в мале дружине». Потом было перемирие, уход Кавгадыя «с честию» от Михаила, загадочная смерть в Твери злосчастной супруги Юрия Кончаки и продолжающийся спор о великом княжении. Спор этот можно было разрешить лишь у хана.
В создавшемся положении Михаил посылает в феврале 1318 года в Орду в качестве заложника сына Константина, а в Москву — посольство с мирными предложениями. Это ещё раз подтверждает высокий государственный ум тверского князя, желавшего решать дела миром, если появлялась хоть малейшая возможность.
В ответ Михаил получил жестокий отказ: в Москве послов убили «лютой смертью», а из Орды пришло известие, что Узбек захотел уморить Константина голодом. Но приближённые отговорили хана, посоветовав вызвать в ставку самого князя. Летом 1318 года на Руси появился посол от хана Ахмыл, передавший Михаилу приказ явиться быстро в Орде через месяц, «аще ли не будеши, то уже воименовал рать на тя и на твои городы...»
Угроза прозвучала чётко и нешуточно, нашествие татар было ужасом тех времён, ни с чем не сравнимым и беспощадным, и не было сил у каждого отдельного княжества в Северо-Восточной Руси отразить нападение.
На совете с участием воевод, епископа и сыновей Михаилу советовали отказаться от поездки, с большой вероятностью предрекая неправедный суд и далее погибель. В ответ сыновьям и жене были произнесены слова, вошедшие практически во все летописные источники, дошедшие до нашего времени как своеобразный гимн высокому порыву любви к Отечеству, за которое не страшно и не жаль отдать жизнь: «Видите, чада моя, яко не требует вас царь детей моих и ни иногого которого, разве меня, но моея главы хощет. Аще бо аз где уклонюся, то вотчина моя вся в полону будет; множество христиан избиени будут. Аще ли после того умрети же и есть, то лучше ми есть ныне положити душу свою за многие душа».
Вот так — лучше одному умереть, чем дать на погибель души многих. Воистину звучит нам из далёкого прошлого голос благородного русича, идущего на бой за Отечество. Философской меркой Михаил взвешивает свою судьбу: всё равно придётся когда-нибудь умирать, так уж лучше сейчас погибнуть за правое дело. Возможно ли было такое услышать из уст любого другого русского князя?
К сентябрю 1318 года Михаил прибыл в ставку Узбека. Потом был неправедный суд, где главными обвинителями стали Юрий Московский и Кавгадый, спасавший перед ханом свою репутацию, побитую «урусами» в сражении под Бортеневом. В летописях Кавгадыя характеризовали так: «сам бо судья и сутяжен, то и же и лживый послух бываше». Главными обвинениями, выдвинутыми против Михаила, стали следующие: «Царевы дани не дал еси, противу посла бился еси, а княгиню Юрьеву повелел еси уморити».
По требованию обвинителей, Узбек вынес смертный приговор. Слуги Михаила уговаривали его бежать: «се, господине, проводницы и кони готови, уклонися на горы, живот получиши», но он остался непреклонен, не желая в этом случае «дружину свою оставя в такой беде».
22 ноября 1318 года «Кавгадый же и князь Юрий послаша убийцы, а сами в торгу сседоша с коней, близ бо бяше в торгу, яко каменей доврещи. Убийцы же, яко дивии зверие, немилостивии кровопийцы, разгнавше всю дружину блаженнаго, вскочивше в вежу, обретоше его стояща». Михаил все время суда был с колодой на шее. Озверев, ворвавшаяся толпа схватила за эту колоду, ударила его о стену шатра так сильно, что стена проломилась. Михаил вскочил, но на него навалились, «повергоша» на землю, стали бить ногами. Руководивший ими некий Романец из свиты Юрия выхватил нож, ударил Михаилу в рёбра и извлёк сердце князя...
Так погиб гордый русский князь, усиления которого очень боялась Орда.
В 1549 году, уже при Иване Грозном, Православная Церковь на своём соборе закрепила святость Михаила Ярославича, причислив его клику святых под именем Михаила Благоверного. Через 30 лет Андрей Курбский в письме Ивану Грозному упрекал всю московскую ветвь Рюриковичей, что она привыкла «кровь братии своей пить, как у некоторых издавна вошло в обычай: ибо первый дерзнул так сделать Юрий Московский, будучи в Орде, выступив против святого великого князя Михаила Тверского, а потом и прочие, чьи дела еще свежи в памяти и были на наших глазах».
