Твердый сплав - [4]
Высокий мужчина сразу ответил:
— Так ведь дело-то у нее денежное, а деньги счет любят.
Едва ли кого утешила эта поговорка. У Аси тоже терпение кончалось, она уже подумывала, не прийти ли сюда завтра.
Наконец подал свой паспорт и квитанцию высокий мужчина. Опираясь локтями о барьер, он глядел, как девушка сверяет фамилию, пишет… Потом она спросила:
— Как ваша фамилия?
— Дробышев, — ответил высокий. — Там же написано.
— Сергей Игнатьевич?
— Да-да.
Ася вздрогнула, почувствовав, как вся кровь отхлынула от лица, как ослабели колени, а к горлу подступил клубок. Она глядела на этого мужчину — и ничего не понимала.
Незнакомец даже отдаленно не напоминал отца.
Отец был синеглазый, как и Ася, с тонкими чертами лица, а этот Сергей Игнатьевич — полный, и лицо у него крупное, в тяжелых резких складках, дородное, самодовольное.
Дробышеву вернули паспорт вместе с деньгами. Не считая их, распахнув пальто, незнакомец начал засовывать купюры во внутренний карман пиджака и только тут заметил взгляд Аси — удивленный, растерянный и испытующий сразу. Ее сзади подталкивали. «Ну что же вы, теперь ваша очередь», — но Ася ничего не слышала: она была словно оглушена.
Уже потом, на улице, успокоившись окончательно, она не могла понять, зачем тогда вышла из очереди и остановила незнакомого Дробышева у выхода:
— Простите… вы — Сергей Игнатьевич… Дробышев?
— Да.
На Асю смотрели чужие, холодные глаза, но она все-таки решилась спросить еще:
— Вы никогда не бывали в Магнитогорске?
Дробышев, казалось, заинтересовался: брови у него дрогнули и поползли вверх.
— Нет, не был. А, собственно, почему вы меня об этом спрашиваете?
— Простите, я… Моя фамилия — Дробышева, а мой отец — Сергей Игнатьевич. И я… — Она совсем запуталась, только теперь сообразив, что поставила себя и его в глупое положение, и, покраснев, снова сказала: — Простите.
Дробышев улыбнулся:
— Нет, милая девушка, я не причастен к вашему появлению на свет.
Кивнув ей и любезно улыбнувшись еще раз, он пошел к выходу.
«Дура, дура, какая дура! — твердила Ася всю дорогу до общежития. — Так, ни с того ни с сего, подойти к человеку… Ах, как все нехорошо получилось!». Настроение было вконец испорчено, она не замечала вокруг ничего: ни снега, ни смешных воробьев, деловито шныряющих по мостовой, ни прохожих. В общежитии, поспешно раскрыв учебник и спрятав за ним лицо, Ася напрасно перечитывала по нескольку раз одну и ту же страницу: смысл до нее не доходил.
…Отец уехал на металлургический завод в другой город, и туда же, кажется, должен был приехать один инженер — его фамилии Ася не знала, — который вместе с отцом разработал состав твердого сплава: им оставалось только провести испытания на заводе.
Что было потом? Потом получили письмо. Папа писал: «Опыты нам пришлось временно прекратить: война все перевернула. Нас хотят отправить на Урал, но ты сама понимаешь, что я в тыл не собираюсь». Мать не плакала, но поседела за те годы…
Ася решила, что не будет писать матери об этой встрече, что надо взять себя в руки, но противный клубок вновь подступил к горлу, и, уронив голову на книжки, девушка тихо заплакала.
В это время в дверь просунулась голова Саньки Бессмертного. Он раньше других заметил, что Ася плачет, и, присвистнув, вошел в комнату.
— Насколько я понимаю, разрыв дипломатических отношений с таблицей экваториальных моментов инерции? Вот чудачка, чего же плакать-то? Хочешь — объясню?
Девушки уже столпились возле Аси, чья-то рука ласково гладила ее по волосам. Никто не понимал, что с ней случилось: только что все было хорошо, и вдруг — нате вам!
— Ася, что ты?
— Да так… — Она вытерла глаза. — Просто так.
— Случилось у тебя что-нибудь?
— Да нет же. Ничего не случилось.
Все ждали, что Бессмертный пустит в ход свою любимую поговорку: «Каждая девушка — небольшой слезоточивый агрегат». Но сейчас ему было не до шуток. Ася, не сдержавшись, заплакала громче и, не стесняясь больше своих слез, сквозь всхлипывания повторяла: «Я… думала… это он… Господи, как глупо…»
И она рассказала подругам все. Бессмертный, хмуро глядевший в окно, вдруг повернулся, подошел к ней и, положив свою руку ей на плечо, тихо сказал:
— Успокойся, Ася. Я понимаю, у меня у самого батька погиб на войне. Что ж тут поделаешь… И занимайся спокойно все-таки. Или, может, пойдем прогуляемся, а?
Они вышли на улицу. Уже стояли сизые ранние сумерки, но фонари еще не зажглись. Медленно они прошли по набережной, молча постояли у моста, следя, как над рекой, не покорной морозу, поднимается пар. Потом они пошли дальше, мимо сада с белыми, заиндевевшими деревьями. Бессмертный спросил:
— Говоришь, отец у тебя пропал без вести?
— Да. В сорок первом.
У одного из зданий на широком проспекте Бессмертный остановился, раздумывая над чем-то. Наконец он взял Асю под руку.
— Видишь ли, Асенька… Как бы это тебе сказать… Странное какое-то… совпадение. Ты не обижайся на меня… Хотя чего же тут обижаться, собственно?.. Сейчас ты пройди туда и все расскажи.
— Куда? — не поняла Ася.
— Да вот в этот дом. Спросишь, как пройти к следователю. А я подожду тебя здесь.
Ася кивнула. С минуту она стояла, рассматривая широкие, ярко освещенные окна, а потом, взглянув на Бессмертного, словно выдохнула:
