Твердая порода - [2]

Фархутдин имел собственное суждение, тоже не лишенное оснований. Он заметил, что в последнее время Мутгарай стал исчезать чаще.

— Повадился к какой-нибудь сельской крале, а теперь прощаться пошел. Женщину ищите во всем, ребята, женщину! Это умные люди давно советуют.

— Да нет! — сказали провожающие. — Совсем недавно он шел по селу с бригадиром Вафой, и оба были под мухой.

У Зубаирова заострился подбородок. «Стоп! Надо быть посдержанней, что-то я сегодня не в себе», — подумал он.

— Заруливай в село!

В этот момент, однако, кто-то заметил спускающуюся о горы подводу.

— Мутгарай! Это он! Он!

Действительно, рядом с возницей качалась большая голова Мутгарая в тюбетейке. И тут же все услышали пронзительный голос:

Грех, ребята, право слово,

Земляничный цвет топтать.

Кто бы знал, как мне хреново

Это место покидать!

— Шалава! — сплюнул Зубаиров.

Подвода подъехала к автобусу. Мутгарай не обращал никакого внимания на собравшихся, качался из стороны в сторону и пел, будто для одного себя, повторяя одно и то же:

Грех, ребята, право слово,

Земляничный цвет топтать.

— А что? Дело поет! — задумчиво проговорил Кадермат. — Сердце у парня есть.

Бригадир тракторной бригады Вафа сполз с телеги и, слегка покачиваясь, приблизился к Зубаирову.

— Ты, мастер, уж не сердись на него, — сказал он, — Мутгарай — золотой человек. Можно сказать, бриллиант! Мы того… этого… Извини, устроили мы ему проводы по-крестьянски. Он у вас тут один такой…

Мутгарай перестал петь и, будто проснувшись, уставился на Зубаирова мутными глазами:

— Значит, ты закончил институт, да? А я, значит, бур-рабочее быдло? Ты инженер, значит, с высшим образованием, а я…

Буровики окружили телегу.

— Ай-вай, как налакался, — ласково упрекал Сапарбай. — Ну, айда, чего сидишь, айда в автобус…

Мутгарай бессмысленно смотрел на Сапарбая.

— А ты-то чего делаешь в моей республике! Чего ты у нас потерял?

Прихрамывая, подошел Кадермат, растолкал людей.

А ну слезай, не заставляй людей ждать!

— Не трогай меня своими грязными руками! — заорал Мутгарай. — Они же у тебя…

Кадермат весь напрягся, сжал кулаки, и усы его растопорщились.

— Ах, так?!

Буровики повисли на плечах Кадермата.

— Слушай, брось! Он же ничего не соображает! Брось!

Тин-Тиныч взял Мутгарая в охапку и шагнул к автобусу.

— Куда?! Никуда я не поеду!

— Да молчи уж!

И вот все буровики в автобусе, и машина тронулась, а Мутгарай все шумел:

— Пустите меня! Не поеду я с вами, все равно убегу!

Однако вскоре он, положив голову на плечо Тин-Тиныча, уснул.

— Мешок с мякиной, — сказал Фархутдин. — А еще вернее — овсяной кисель!

Посмеялись и затихли.

Видавший виды скрипучий полуавтобус густо пылил по сухой сельской дороге, приседая и подпрыгивая на колдобинах, тряс ободранные чемоданы, грязные рюкзаки и мешки, авоськи с разным барахлом, и головы буровиков то подскакивали враз к потолку, то вжимались в плечи. Ничего, терпеть можно. Не работа. Только вот нагазованного до точки Мутгарая мутило, да Зубаиров, начальничек, уж больно застрожился под конец, перед самым отъездом. Все молчали, каждому думалось о своем…

Зубаиров(сердито поглядывая на Мутгарая). Пора бы проучить этого разгильдяя и забулдыгу. Прижать по методу Ибрагима-заде. Совсем перестал считаться с моим авторитетом и с людьми. Нет, не понимаю, что у него в голове и почему его мотает по жизни вроде этой колымаги. На новом месте соберемся и поговорим насчет всего. А может, я тут виноват? Ведь что говорил Ибрагим-заде: «Если ты мастер, то знай — ты выше горы, тверже скалы и просторней моря». А я какой?

Кадермат(мечется, не зная куда себя деть). Это у меня-то такие руки?! Разве для того я воевал, чтобы выслушивать оскорбления этого не нюхавшего пороха подонка?.. И вообще жизнь — лучше б меня тогда той миной совсем разорвало!

Тин-Тиныч(поглаживая лежавшую на его коленях бритую голову Мутгарая). Верно — овсяной кисель! В душе ты вроде парень ничего, но совсем без царя в башке. Если не любишь наше дело, чего же ты пошел в разведку, морочишь себя, нас и Зубаирова? Вернулся бы к себе в деревню — глядишь, на пользу себе и людям. (Чувствуя, что немеют ноги, хочет разбудить Мутгарая, трет ему уши докрасна. Мутгарай стонет.) Раскиселился, герой дня! На палубу тебя б сейчас, под ветерочек со снежком — вмиг отрезвел бы! Ладно уж, кемарь на здоровье. Балда! Если б не разведка, ты за всю жизнь, кроме телеги, ничего б не увидел! (Грустно смотрит за дребезжащее стекло.) И здесь Валю не встретил… стоп, а чем я лучше Мутгарая? Если б знал, что не найду Валю, ни за что не пошел бы на буровую. Поверил, глупый, Зубаирову. «Найдем!» Где найдешь? Надо было остаться у моря, ребята там были на ять… Когда услыхал, что тут нефть, на всех парусах сюда. Дудки, нету ее здесь. Ни в Минибаево, ни в Карабаше, А теперь везут на какой-то Сагындык. Зубаиров толкует: дескать, Язтургайская площадь — новая, все геологи на ней топчутся, и где же еще можно разыскать Валю, как не там! Может, он меня охмуряет и возит за собой потому, что ему во как нужны рабочие? Клянусь законом моря — поеду только до Язтургая и, если там не найду Валю, брошу к чертовой бабушке эту команду и уйду. Пусть Зубаиров хоть лопнет! Поеду искать Валю, без нее мне жизни нет. Пешком с котомкой за плечами пойду, по всей стране пойду! Найду, неправда!..