Твари, подобные Богу - [93]

И хорошо, что ее переживания — тайна за семью печатями для всех, кроме нее самой. Не то что три года назад, когда ее судьбу решала, без преувеличения, вся колдовская общественность страны. Много же они преуспели. Зато, сами не подозревая, помогли ей достичь нынешнего состояния — свободы и пьянящего бесстрашия. Свободы поступков; бесстрашия в принятии решений. Она больше не боится ошибиться, чем-то пожертвовать, что-то потерять, не боится действовать сама, без чужих советов и одобрения.

Она провела странный год в неотвязной, почти наркотической зависимости от магии, когтями цепляясь за статус женщины, состоящей в счастливом браке, но узнала себя лучше, чем за двадцать пять лет самого брака. И вот что поняла: настоящая магия, истинное волшебство — в свободе человеческой воли.

Кстати, о волшебной свободе — перед отлетом надо не забыть кое-что сделать…

Тата посмотрела в окно машины. Нет ничего противнее майских черемуховых холодов. Шубу не наденешь, хотя очень хочется, а пробирает до костей. Удачно, что она уезжает — в Нью-Йорке, если верить Интернету, намного теплее.

Тата непроизвольно поежилась и вернулась к своим мыслям.

Из общих соображений ясно, что оставаться свободным и независимым можно и не теряя открытости. Наверняка большинству это удается, а ей не повезло: в силу уродливых обстоятельств сформировался неправильный рефлекс. Увы. Изменить пока ничего нельзя. Она будет охранять независимость как умеет.

Хотя со скрытностью у нее, пожалуй, перебор. Ни словом не обмолвилась Ивану про Лео, когда узнала от Сашки. Поразительно! При всем урагане чувств. Да и любопытство жгло: он в курсе? В курсе? Неужели? Если да, как давно? И что испытывает? Нет, не может быть, чтобы знал — разве мог бы оставаться таким спокойным?

Впрочем, по ней тоже не догадаешься, что творится внутри.

Лео — и Протопопов. И ребенок… в голове не укладывается! В первую минуту Тата удивилась своему брезгливому безразличию — но это был только шок. Скоро в висках заломило от ненависти, ревности, злобы, мстительного, жестокого торжества; что-то жгучее, нестерпимое разрывало грудь, не давало дышать.

Но из-под всего этого босховского безобразия уже сквозило сочувствие: вот дурочка, вляпалась. Беременна от старого пня, который не захотел с ней жить; муж, хоть и готов принять обратно, до конца вряд ли простит и вряд ли полюбит ребенка как своего. Не потому что чужой. Нет — от человека, с которым любимая жена сошлась за деньги. Ведь сколько ни прикрывайся чувствами (хотя они, наверное, не пытались), суть их отношений — в материальном. О Лео говорить нечего, а Протопопов… невозможно представить, чтобы он по-настоящему влюбился в такую… После всего, что он о ней знал?

Тате было невероятно досадно лишиться статуса великой протопоповской любви. До последнего времени она, раздуваясь от собственной значимости, верила, что он без нее страдает, не спит по ночам, грызет, к примеру сказать, подушку…

А он, оказывается, вон что.

От обиды солнечное сплетение непрерывно переплеталось заново, по голове капля за каплей долбило: все мужики — мои как минимум — одинаковые, все — предатели, все — изменники, никому — нельзя — верить, — а всяким — потаскушкам — любая — подлость — сходит — с рук…

Китайская пытка.

Глупо, пошло, скучно. Но никчемные мысли как мухи, гони — не гони. Тата утешалась тем, что Лео уже поплатилась за свои деяния — и поплатится еще, непременно. Так, по крайней мере, уверяла Сашка, прибавляя:

— Нет, я, конечно, зла никому не желаю, но с магией шутки плохи.

Ох, до чего верно. Тата невольно холодела от страха.

Саня продолжала кипятиться:

— Думать надо, прежде чем соваться куда не просят! Чего она теперь хочет? Счастья? За какие заслуги? Сначала мы чужих мужей из дома уводим, амулеты заказываем, а потом нам чужих уберите, своего вынь да положь…

«Чужие мужья, заметим, тоже хороши», — думала, но не высказывала вслух Тата. Боялась Сани. Из-за романа с «учеником дьявола», — такое прозвище получил ее молодой человек, — Александра, вместо того чтобы разнежиться и размякнуть, сделалась ужасно воинственна. Причем конфликты, по сути, возникали внутри нее же самой из-за несовпадения постулатов человеческой и колдовской морали. Так или иначе, проще стало выслушать Александру и сделать вид, будто согласился, чем отстоять свою точку зрения.

Да и кому интересна моя расплывчатая точка зрения, считала Тата. Вот у Сашки — твердые убеждения, и это замечательно. Каждому свое.

Однако, наслушавшись про амулетные возмездия, она почему-то очень жалела бедную Лео. Сама бы ее с наслаждением с кашей съела — а готова оправдывать, защищать. Потому что ей ли, Тате, не знать: ведьмами мы становимся от горя и бедствий. Those to whom evil is done, do evil in return[16] — спрашивается, откуда это? Чертов склероз.

Тата вспомнила самую любимую свою цитату и тихо засмеялась.

— Ты чего? — встрепенулся Иван.

— Так, ерунда.

— А все-таки?

— Говорю, ерунда, дольше объяснять.

Фраза из Аксенова, специально заученная в юности, звучала так: «Откуда цитата? Мозг забит цитатами. Больше ничего не буду читать, надо учиться мыслить самостоятельно».