Твари - [13]

— Ну и чё? — равнодушно спрашивает пулемётчик.

— В подвал его! — командует тётка за рулём.

— Я не пойду! — хрипло огрызается рыжая. — Остопиз… ло таскать туда всяких придурков! Пусть он идёт! — мотнула она головой на парня за пулемётом.

— Ху… ты споришь со мной, п… да недоделанная! — недовольно забурчала тётка. — Тебе положено сиськами трясти, возраст такой. И должность. Мышкой убежала!!!

— Хватит лаяться, — мирно предложил парень. — Замочу в яйца… вороны до утра склюют… твою мать!!!

Дожидаться конца дискуссии Алексей не стал. При слове «замочу» прыгает с места, как лягушка и в кувырке уходит под защиту пустых машин. Запоздало гремит пулемётная очередь, раздаётся матерная ругань, градом сыпятся осколки стекла. Кузов легкового автомобиля для винтовочных пуль — а именно такими стреляют средние пулемёты, — не препятствие, пробивают насквозь. Спастись можно только за двигателем, и то недолго. Алексей знал не понаслышке, поэтому сразу заполз под днище и огляделся. Укрытие ненадёжно, пулемётчик скоро вычислит и тогда накроет. Да и бабы зловредные наверняка достали стволы, уже идут искать. Надо сматываться!

Пули барабанят по багажнику, злобно шипят колеса, автомобиль задирает морду. Вдобавок из пробитого бака полились тонкие струйки топлива, резко и страшно завонял бензин. Рядом бордюр, пули секут искры! Алексей ужом переползает под соседнюю машину. Открывается узкий проход между автомобилями. На карачках, как крадущаяся обезьяна, Алексей пробирается вперёд, к гелендвагену. Сварливые женские голоса раздаются с боков, пулемёт умолкает. Распахнутая дверь преграждает путь, надо опять ползти по грязному асфальту. Нездорово, конечно, но что не сделаешь для спасения собственной шкуры? Штаны и куртка тяжелеют от машинного масла, спина горит огнём от ссадин, руки покрываются мелкими ранами от осколков. Не глядя, Алексей подхватывает большой кусок стекла. Впереди, в просвете под днищем показываются широкие, как лапти, колеса гелендвагена. Теперь надо обойти его, но как? Пулемётчик не лох последний, увидит. Далеко за спиной бабы разразились матерной руганью. Визгливые крики далеко разнеслись по пустой площади, отскочили от стен вокзала и помчались к разбитым витринам торгового центра.

— Во дуры, бля! — насмешливо произносит пулемётчик.

Мотор гелендвагена взрыкивает, передние колеса с визгом вертятся на месте, вонючий дым клубами устремляется вверх. Джип бросается вперёд, просвет на мгновение скрывает тьма, мелькает грязное железное брюхо. Автомобиль, под которым лежит Алексей, со старческим кряхтением проседает. Слышно, как трещит крыша, лопаются стекла, осколки дождём сыпятся по бокам.

— Твою мать! Ковбой хренов!! — вполголоса ругается Алексей. Он хорошо чувствует, как покрытое жёсткой грязью днище давит на спину. Пулемётчик, не мудрствуя лукаво, загоняет джип на крышу лимузина и теперь с высоты обозревает скопище брошенных машин. С трудом, обдирая в кровь и так исцарапанную спину, Алексей выбирается наружу. Гелендваген раскорячился на полураздавленном лимузине, как навозный жук на тарелочке. Торчит пнём голова пулемётчика, шея вытянута, уши торчком — как будто бабы разделись догола и устроили бой без правил в кабриолете. Стремительно и бесшумно Волков запрыгивает в кабину джипа, кусок стекла рассекает шею пулемётчика от уха. Ещё живое тело летит на асфальт, пальцы привычно обхватывают рукоять пулемёта, приклад упирается в плечо. Длинная очередь разрывает тишину, град пуль обрушивается на то место, где две ненормальные бабёнки выясняют отношения. Пулемётная лента шустро исчезает в патроннике, прыгают сверкающие латунью гильзы, мелко дрожит геледваген в такт выстрелам. Затвор лязгает последний раз, пулемёт умолкает. Патронов больше нет, но бывший майор все равно ведёт стволом по пустынной площади. Доносится карканье ворон, ветер шуршит бумажным мусором. Внизу, на асфальте ещё дёргается умирающий пулемётчик, густая кровь цвета гнилой вишни медленно вытекает из страшной раны.

— Хороший ты парень, «Печенег», — произнёс Алексей, похлопывая ладонью по ствольной коробке пулемёта. — Никогда не предашь.

Надо бы осмотреть трупы, но шарить по карманам лежащего в луже собственной крови любителя колец в ушах противно. Алексей идёт, перепрыгивая с машины на машину. Черт, бабы выглядят немногим лучше! Со злости он расстреливал почти в упор, три десятка пуль буквально изрешетили людей, превратили тела в месиво, мутные струйки собираются в лужу. Плюясь и ругаясь, Алексей первым делом срывает пограничные фуражки с трупов. Никаких документов в карманах не нашлось, а Алексей очень рассчитывал разобраться в ситуации именно по «ксивам». Хотел забрать оружие, но автоматы тоже пришли в негодность — пули расщепили приклады, изорвали патронники.

— Нет, ну что за день, а? — злобно бормочет он, оглядываясь по сторонам.

Площадь пуста, дома равнодушно глядят слюдяными глазами окон, распахнутые двери подъездов приглашают войти.

— Надо идти, — произносит Алексей. Оставшись один одинёшенек, начал думать вслух. — Загляну в аптеку, бинтов наберу, зелёнки… в магазине переоденусь… нет, в квартире вымоюсь, а потом переоденусь.