Твари Господни - [152]

– Ты спросила о первом доказательстве Баха, – сказал Виктор, как-то странно глядя при этом на Лису.

"О чем он, ради всех святых?" – удивился Кайданов, возвращаясь к действительности. Рассказ Виктора и этих Первых расстроил его не на шутку, заставив снова пережить самые тяжелые минуты своей жизни, но продолжение разговора отдавало полным сумасшествием, бредом, ужасом, дурным сном.

– Мне казалось, что старик Иаков верит в бога, – Лиса тоже выглядела расстроенной, едва ли не разбитой, и это было странно, даже пугающе, после холодного равнодушия Деборы, к которому Герман не то, что бы успел уже привыкнуть, но как-то притерпелся.

– А мне не нужны доказательства, – покачал головой Виктор. – Credo quia absurdum.[87] Я верю, потому что верю. Но если тебе, Лиса, нужно что-то большее, чем ощущение правильности веры в отсутствии доказательств и обрядовости… – он смотрел на нее, но у Германа было такое ощущение, что говорит Виктор и с ним тоже, а, может быть, как раз именно с ним, или только с ним. – Впрочем, если хочешь… Все, что нужно, ты, скорее всего, можешь найти в самой себе. Прислушайся, и услышишь. Когда становишься богом, Его присутствие ощущается, как… Не знаю, как это объяснить. Он здесь, хотя физически… Впрочем, а должен ли Он иметь физическое воплощение? Но Он есть, ты просто еще не успела…

"Что за бред! Они что, всерьез? – Менее всего Кайданов был готов сейчас к богословскому спору. – Богоискатели, хреновы!"

– А как же быть с первым доказательством?

– А если случай? – усмехнулся Виктор, и вот эта усмешка, вернее, не сама она, а то, какое чувство почудилось за ней Кайданову, оказалась последней каплей. Что-то сдвинулось в голове, и он вдруг почувствовал настоятельную потребность узнать правду, от которой только что готов был бежать сломя голову, как последний трус. Но Уриель не был трусом. Его можно было счесть подонком или сумасшедшим, но вот бояться он не умел.

"Или все-таки умел? Страх ведь разный бывает…"

– А что на самом деле? – спросил он вслух.

– На самом деле… – Повторил за ним Виктор, но к Герману так и не обернулся, по-прежнему глядел на Лису и с ней одной как будто только и вел разговор, совершенно позабыв о присутствующих в кофейне Гурга Наблюдателе и Монголе, и о них с Рэйчел, и о Дженевре с Персивалем. – На самом деле…

Виктор явно колебался.

– Что ж, – сказал он после долгой паузы и вдруг повернулся к Кайданову. – Жизнь, Герман, сложная штука. – Судя по всему, Виктор уже взял себя в руки и говорил теперь в обычной своей ироничной манере. – Это трюизм,[88] разумеется, но, ты уж извини за то, что напоминаю о банальных истинах. За каждым простым вопросом прячется другой, такой, на который двумя словами не ответишь. Ты действительно хочешь знать?

– Хочу, – кивнул Кайданов.

"Я хочу?!"

– А если ответ тебе не понравится?

– Значит, так тому и быть, – ответила за Кайданова Лиса. – Если знаешь, скажи. А если не хочешь, то тебе не следовало и начинать.

– Персиваль, – вместо ответа Виктор повернулся к своему лейтенанту. – Ты… ты останешься на хозяйстве вместе с Георгом.

Показалось ему, или Виктор действительно на ходу изменил намерение и сказал Персивалю совсем не то, что предполагал сказать первоначально? Разумеется, Кайданов уже знал, что "читать" Виктора, если тот этого не хочет, не может никто. Ни он, ни Рэйчел… Разве что, Лиса… Впрочем, сейчас он почему-то был уверен, что все понял правильно. Виктор хотел попросить Персиваля о чем-то таком, что тому делать было неприятно, трудно, или не с руки, но в последний момент перерешил. Другой вопрос, зачем же начинал, если заранее знал, что делать этого не надо?

"Забыл? Растерялся? Думает о другом?"

– Дженевра, – между тем, продолжил Виктор. – Ты могла бы…?

"Интонация…" – Кайданову решительно не понравилась интонация, с которой обращался к своим людям Виктор. Он…

"Он перед ними извиняется?"

– Хотите показать им Исток? – спросила, поднимаясь со стула, Дженевра. Голос ее звучал ровно, но женщина очевидным образом была неспокойна. Она даже побледнела, чего Кайданов от этой беспощадной охотницы ожидал менее всего.

– Считаешь, не надо? – Виктор взял со стола бокал и одним глотком выпил остававшийся в нем коньяк.

– Наверное, вы правы, – кивнула Дженевра. – Они должны знать.

"Да, что же это такое?! О чем они?"

– Так страшно? – спросила Лиса, явно машинально доставая из воздуха очередную свою бредовую сигарету.

– Поймешь, когда увидишь, – пожала плечами Дженевра. – Другой вопрос, захочешь ли придти туда снова? Я согласна.

– Персиваль? – Спросил Виктор.

– Я остаюсь на хозяйстве, – холодно улыбнулся в ответ Персиваль, но глаза…

"Глаза не лгут, – отметил Кайданов. – Поэтому я ношу очки".

– Спасибо.

– Не за что.

– Есть за что, – Виктор оглядел зал кофейни и остановил взгляд на широком простенке между двумя окнами. – Как считаешь, Дженевра?

– Минуту! – Ответила женщина и медленно подошла к простенку. Она ничего не стала делать, а просто стояла почти вплотную к стене и молчала. Минуту, две, три…

Молчали и все остальные. Вероятно, у каждого имелась на то своя веская причина, но Герман молчал, потому что просто не знал, что сказать. Не то, чтобы у него не было вопросов, но все они казались ему неуместными сейчас. И комментировать было нечего, потому что, на самом деле, ровным счетом ничего не происходило. Или, вернее, происходило, но вот говорить об этом явно не следовало. Герман даже Рэйчел ничего не сказал, только взглянул коротко в глаза и улыбнулся, хотя простое это движение неожиданно потребовало от него такого большого усилия, как если бы прыгал через пропасть.