Тусклый свет электрических фонарей - [3]

День за днем я выходил из дому и проходил уже привычным маршрутом. Наконец, осознав бессмысленность подобных блужданий, я задумался. Теперь уже не мои ноги, а мои мысли ходили по кругу, тщетно пытаясь найти приемлемое объяснение. В конце концов я плюнул на весь этот хаос нелепиц и, не в силах больше оставаться в надоевших стенах или бродить по осточертелым переулкам, отправился в противоположную часть города.

Медленно бредя вдоль ограды старого парка, я благодарно впитывал в себя окружающую тишину. Вечерний ветер, пропитанный светом заходящего солнца, с легкостью выдувал из моей бедной головы прошлогоднюю пыль воспоминаний. Оранжевое небо беззаботно играло в ладошки со свежими листьями деревьев. Не было ничего, кроме этой ограды, этих деревьев и этого вечера.

Внезапно возникшая калитка заставила меня повернуть голову и бросить взгляд в глубину парка. Там, на темном фоне деревьев, стояла маленькая светлая фигурка.

— Кати… — прошептал я и, ничего не соображая, помчался сквозь шелест листьев к такому знакомому силуэту. Но уже через несколько шагов силуэт этот распался на отдельные пятна: на блики солнца, упавшие на песчаные дорожки, на белые стволы берез. Я остановился, удивляясь безумию своей радости, и в этот момент знакомый тихий смех раздался за моей спиной. Оглянувшись, я увидел Кати — так близко, что в ее существовании уже нельзя было обмануться. Она стояла, пронизанная последними лучами, смотрела на меня и смеялась. Струны солнечных лучей дрожали в такт этому смеху, и ее тело трепетало вместе с ними. Не в силах смириться с абсурдом реальности, я зажмурился и закрыл глаза ладонями. Но нежный смех Кати уже звучал со всех сторон и, казалось, даже внутри меня. Как стихает ветер, смех этот стал слабее, а затем исчез. Я открыл глаза. Солнце зашло. Кати нигде не было.

* * *

— Садись, чего стоишь?

— Я не могу сидеть! Представляешь, я бродил около парка и вдруг увидел…

— По крайней мере, не маячь перед глазами.

— Ладно. Остин, это очень важно!

— Ну хорошо, кого ты там увидел?

— Кати!

— Успокойся. Ты сам понимаешь, что тебе всё это померещилось?

— Как померещилось! Да я видел ее, как тебя сейчас!

— Может, тебе всё приснилось? Разве то, что ты видел, казалось тебе реальным?

— Мне и сейчас то, что я вижу, кажется нереальным.

— Ох, господи! Прямо не знаю, что тебе сказать. Пропавшее тело не повод…

— Что?!! — окружающий мир плавно тронулся под моими ногами, как поезд, уходящий прочь от перрона к чуждым и таинственным странам.

— А, чёрт! — выругался Остин. — Я забыл, что ты не знаешь.

— Чего не знаю? — поезд вселенной всё набирал скорость, и я уже с трудом удерживался на ногах. Остин молчал, глядя в пол. Я не знал, что сказать. Наконец выдавил:

— Не молчи!

— Сядь всё-таки. Сейчас я тебе всё скажу. Подожди.

Я сел, не в силах стоять. Железные колёса в моей груди гулко стучали по железным рельсам. Наконец Остин произнес:

— Тело Кати исчезло. Тебе не говорили, потому что… Ну… Потому что…

— А гроб?

— Гроб был пустой.

— Не может быть!

— Успокойся.

Я закрыл глаза. Мир достиг своей крейсерской скорости. Меня уже не так трясло, только сердце равномерно постукивало на стыках рельс. Остин еще помолчал, а потом сказал, странно-спокойно:

— Пойдем на кухню. Я тебе чаю дам. Хороший чай. Тебе понравится.

— Я равнодушен к чаю, ты же знаешь. Лучше расскажи всё.

— Рассказывать-то и нечего. Пойдем-пойдем. Всё, что знаю, — скажу…

Вспыхнувший под потолком свет неяркой лампочки сотворил маленькую пещерку кухни. Остин привычным мановением руки чиркнул спичкой, зажег голубое пламя и уютно расположил над ним чайник. Я сидел у стола и ждал.

— Рассказывать действительно нечего. Тело Кати пропало. Непонятно даже, в какой момент. Но смерть к этому моменту уже была установлена. Надеюсь, ты не веришь в живых мертвецов?

— Призраков не существует, — равнодушно сказал я.

— Вот видишь. Не бери в голову. Вот и чайник закипел.

Некоторое время я наблюдал, как Остин возится с чаем и прочей ерундой.

— Знаешь, Остин, я понимаю, что выгляжу полным идиотом. Когда я говорил про Кати в парке, я склонен был думать, что у меня начались галлюцинации. Но когда ты сказал про пустой гроб…

— Ну хорошо, допустим, видел ты что-то… Тебе сколько сахара?.. Но это событие никак не может повлиять на твою жизнь. Понимаешь, оно ничего не меняет. Занимайся своим делом и живи, как жил раньше.

— Я не могу ничем сейчас заниматься.

— Ну, тогда ходи по кладбищам и разыскивай своего несуществующего призрака!

— Ты это серьезно? — я оторвал взгляд от омута недопитого чая и удивленно взглянул на Остина.

— Более-менее. Ну если ты ничем не можешь заниматься, то действительно поброди по кладбищам. Ночи сейчас холодные, когда ты совсем замерзнешь или, еще лучше, простудишься, то поймешь наконец, что Кати уже нет.

— Нет, ты серьезно хочешь, чтобы я бродил ночами по кладбищу? — у Остина была вредная привычка время от времени чрезмерно удивлять меня.

— Нет, почему ночами? Ворота в другой мир открываются в сумерки.

— Почему в сумерки?

— Ну, как тебе сказать… Есть день, есть ночь. А сумерки — ни то ни сё. Ни силы света, ни силы тьмы не владеют ими. Поэтому именно в сумерки и легче всего пройти в другой мир. Вообще, любое «ни то ни сё» куда-нибудь да ведет. Берег реки (не зря ведь тролли под мостами жили), сумерки, кладбищенская ограда, Хеллоуин, когда одно время уже закончилось, а другое еще не наступило. Или смех, например…