Турмс Бессмертный - [163]

Пожар освещал берег, и там было светло как днем, а столбы дыма и пламени над нашим лагерем заставляли вспомнить о заходе солнца, хотя уже была полночь. Окрестности Гимеры стали сплошным полем боя, и на фоне красного зарева мелькали черные тени воронов, со всех сторон слетавшихся к Гимере. Когда греки полностью уверились в своей победе, они перестали убивать людей, бросивших оружие, и принялись загонять их в деревянные загородки, которые Гамилькар приготовил для греческих пленников, намереваясь продавать их в рабство. Вдоль берега длинными рядами стояли карфагенские грузовые суда и военные корабли, а этрусские корабли, которые прибыли позднее, находились чуть дальше, и поэтому греки не могли быстро добраться до нас — прежде им предстояло уничтожить почти весь карфагенский флот. Кое-кто из нас предлагал сдаться, но никому не хотелось становиться рабом, и мы решили дорого продать свою жизнь.

Выбрав два самых быстроходных корабля, мы спустили их на воду и взялись за весла без соблюдения каких-либо чинов и рангов. Боевые знаки с других судов мы успели порубить и выбросить за борт, чтобы они не попали в руки греков. Когда Гелон увидел, что два корабля пытаются выйти в море, он начал так отчаянно ругаться, что мы слышали его проклятия даже сквозь шум пожара. Он приказал своим людям размахивать факелами, чтобы подать сигнал о нашем бегстве сиракузским кораблям, но они их не заметили среди сплошного огня. Правда, сиракузяне могли отлично рассмотреть силуэты обоих наших кораблей…

— Сегодня ночью жизнь этрусков не имеет большой цены, и боги не стерегут море, — воскликнули мы. — Так давайте же отомстим за смерть наших товарищей и затопим по меньшей мере одну греческую триеру, чтобы доказать, что это море еще не греческое, а по-прежнему тирренское!

Наша решимость спасла нас, ибо сиракузские триеры вовсе не ожидали нападения, а, напротив, готовились разогнаться, чтобы протаранить нас и затопить, когда мы будем пытаться пройти мимо них. И вот, когда они на веслах начали отходить назад, подавая друг другу знаки фонарями, мы на большой скорости изо всех сил ударили обоими нашими таранами в ближайшее судно, так что дубовая обшивка с треском лопнула и мощный корабль накренился набок. От этого столкновения сиракузяне попадали в воду, да и мы сами от удара упали на палубу. Наше нападение было столь неожиданным, что никто на греческой триере даже не понял, что произошло, и ее капитан криком предостерег соседние корабли: мол, они наткнулись на мель или риф, так что пускай остальные будут повнимательнее.

Это и помогло нам. Мы снова схватились за весла, и вскоре сумели отдалиться от берега и укрыться под спасительным покровом темноты. Пожары слепили греков, так что их дозорные ничего не видели, когда смотрели на море. Нам оно тоже представлялось непроницаемой черной стеной. Мы вовсе не собирались плыть на восток, чтобы отыскать в Мессинском проливе карфагенские суда и принести им весть о нашем поражении и о гибели кораблей под Гимерой. Нас тревожило одно: все кончено, нам надо непременно добраться до какого-нибудь тирренского порта, чтобы спасти остатки боевой славы этрусков.

Однако утром поднялся сильный ветер и начался шторм, который занес наши корабли к италийскому побережью, поэтому мы принуждены были искать убежища в Киме, чтобы привести в порядок суда и запастись продовольствием. Демодот, тиран Кимы, принял нас весьма доброжелательно, но когда услышал о битве под Гимерой и о сокрушительном поражении карфагенян, то забеспокоился и сказал:

— По закону завещаний я — наследник последнего из Тарквиниев, правителей Рима, однако не получил пока ни одной драхмы из этого наследства. Я никогда не враждовал с этрусками, и самое лучшее тому доказательство — приют, который я дал Ларсу Таркону, и то, что я собственными руками закрыл ему глаза, когда он умер. Но мне должно заботиться и об этом городе и о своей семье. Поэтому, хотя душа моя и противится, мне придется задержать оба ваших военных корабля до тех пор, пока не будет окончательно выяснено дело о наследстве Тарквиниев.

Такой же предлог он использовал и прежде, когда забрал в пользу Кимы часть зерна с торговых римских судов. Он был уже пожилым человеком и не любил выдумывать что-то новое. И мы остались в Киме — то ли как пленники, то ли как гости, и вскоре до нас дошли странные и неприятные слухи из Посейдонии. Там толпа разграбила карфагенские лавки и тирренские склады с товарами, а местный правитель, явно потворствуя преступникам, повелел задержать карфагенян и этрусков, живущих в городе, заявив, что только так можно спасти их от расправы черни.

Но это было отнюдь не самое страшное. Спустя некоторое время на крыльях богини победы из-за моря прилетело послание ко всем греческим городам на западе: афинский флот затопил персидские суда в Саламинском проливе возле Афин. Сам великий царь вынужден был спасаться бегством обратно в Азию, причем спеша изо всех сил, иначе греки добрались бы до Геллеспонта, уничтожили мост из кораблей и отрезали ему путь к отступлению. Правда, его могущественная армия успела разграбить и сжечь Афины и повергнуть наземь статуи богов, но потом персы понесли большие потери в Фермопильском ущелье