Туркестанские повести - [24]

— Отворот влево. Просмотри, нет ли немцев на обходных путях, — приказал я своему ведомому, а сам взял вправо.

Нет, по обочинам никого не было. Немцы нагло шли по магистрали. Сколько их?

Мы пролетели несколько километров, прежде чем увидели конец танковой колонны, за которой катилась ядовито-зеленая лавина мотопехоты.

Назад! На всех газах назад, чтобы скорее доложить в полку обо всем, что увидели…

Лобов соединился с командиром полка:

— Возвратилась пара Кузнецова. В штаб?.. Сейчас идем. — Комэск положил трубку на грубый кожаный чехол телефонного аппарата, грузно поднялся и сказал: — Пойдемте к майору Письмакову, лично ему доложите.

Чернобородый майор сидел в штабной землянке над крупномасштабной картой.

— Не ошиблись, орелики? — Он изучающе посмотрел на нас. — С этого направления никто не ожидал прорыва. Может, со своими спутали?

— Не первый раз летают, — вступился командир эскадрильи. — Лучшие разведчики…

— Дело серьезное, Максим Максимович, потому и пытаю. Не дай бог, ошиблись — голову снесут за дезинформацию…

Джура Назаров вскипел. Я дернул его за рукав комбинезона: не горячись.

Письмаков побарабанил по карте тупым концом карандаша, выждал с полминуты и сорвал с рычага телефонную трубку:

— «Орел»? Соедините с «Первым»… Товарищ «Первый»? — трубка потонула в густой бороде майора. — Докладывает Письмаков… Есть перепроверить! — И к нам: — Вот так, орелики. Приказано сделать повторный вылет. Посылать другую пару нецелесообразно, Как ты думаешь, Максим?

— Подтвердить данные — дело их чести. Кого же еще посылать? — согласился командир эскадрильи.

И мы снова поднялись в воздух. Взяли курс на Юхнов. Может, гитлеровцы свернули на Калугу, может, на Вязьму — надо посмотреть, разобраться.

Летели тревожнее, чем в прошлый раз: во-первых, потому, что знали — колонна танков идет к Москве; во-вторых, потому, что теперь надо было не только подтвердить старые данные, но и уточнить количество неприятеля, его местонахождение и скорость продвижения на северо-восток. А это не так-то просто: идет не торговый караван, эти штучки кусаются стальными зубами зенитных установок…

Голова колонны хищно втягивалась в Юхнов. Никуда гитлеровцы не свернули — чешут по шоссе. Мы шли настолько низко, что нас нельзя было обстрелять. Но с передних машин, вероятно, передали тревожный сигнал в хвост колонны, и бледно-красные очереди из крупнокалиберных зенитных пулеметов полетели нам навстречу. Реактивными снарядами стрелять по танкам было опасно — от их разрывов мы могли погибнуть сами, а бить по бронированным чудовищам из ШКАСов — малокалиберных пулеметов, как дробью по слонам. Только в конце колонны, за которой извивалась зеленая змея мотопехоты, мы отвели душу — из всех точек ударили залпом. Дорога покрылась всплесками огня, дыма и пыли.

— Разворот на сто восемьдесят! — передал я на борт Джуры.

— Есть!

На выходе из боевого разворота моя «чайка» наткнулась на свинцовую очередь с земли. «Вниз, вниз, пока не сбили», — лихорадочно работала мысль.

— Как у тебя, Джура?

— Пробито левое крыло. Мотор тянет.

— Вниз!

На бреющем, сквозь десятки пулеметных трасс проскочили танковую колонну с хвоста до головы. Поднимись на сто метров выше — срежут. А нас ждут. Ждут в эскадрилье, в полку. Ждут в корпусе. Значит, мы во что бы то ни стало должны остаться живыми. С прорвавшейся колонной расправятся штурмовики и бомбардировщики. Наше дело — подтвердить разведданные первого вылета.

Юхнов… Малоярославец… Наро-Фоминск… Москва. Настороженная, суровая Москва, охваченная полукольцом огня. Здесь ожидают нас, а значит, нам нужно долететь.

Письмаков и Лобов встретили нас на стоянке, едва мы успели выключить разгоряченные, парящие моторы и вылезти из кабин.

— Фашисты в Юхнове! — доложил я командиру полка.

— В штаб! — заторопился он.

Техник звена Акселов, механик моего самолета Василий Иванович Трефилов и оружейница Тома Панкова бросились к «чайке», чтобы подготовить ее к новому вылету.

— Огрызаются? — на ходу спросил майор. Он видел пробоины на наших машинах и спросил, видимо, только для того, чтобы подбодрить нас.

— Шли на бреющем, — вместо ответа сказал Назаров.

— Выше — смерть, — как о нечто само собой разумеющемся заметил командир эскадрильи. — Правильно, ребята, сработали.

Майор Письмаков сразу же сообщил в корпус о результатах второго вылета, и «Первый» приказал привести полк в готовность номер один на случай всяких экстренных мер. А спустя двадцать минут нас послали на разведку в третий раз. Теперь уже для того, чтобы наблюдать за прорвавшей фронт танковой колонной противника.

Машины, заклеенные свежевыкрашенной перкалью, были готовы подняться в воздух. Старшина Трефилов ободряюще улыбнулся мне: старый солдат понимал, что сейчас не до разговоров. Я поймал теплый взгляд его и подмигнул: держимся, Василий Иванович! А вот Томке я не мог так подмигнуть. Закрыв боковые лючки ящиков с пулеметными патронами, она соскользнула с крыла к кабине и помогла мне надеть парашют.

— Митя, — Тома заглянула мне в лицо полными тревоги глазами. — Опять?

— Сегодня, наверно, в последний раз. Не волнуйся, нам запретили вступать в драку с «мессерами», снова идем на разведку.