Туркестанцы - [83]

Одновременно из Ташауза выступила колонна «Б» в составе 3-го эскадрона В. И. Дьяконова и пулеметного эскадрона А. М. Каца. С этой колонной шел и я. Ко-лонну вел молодой туркмен-проводник из племени окуз по имени Кака-Бахши, который великолепно знал местность и весьма искусно обходил населенные пункты.

В 23 часа из Тахты выступила левая колонна — 2-й эскадрон 83-го кавалерийского полка И. Г. Лапкина с горным артиллерийским взводом, — которая должна была замкнуть кольцо с юга. Колонну вел комиссар полка В. А. Гришкялис.

Прошел обильный дождь, и дороги размыло. Кони по щиколотку увязали в грязи. Особенно трудно приходилось артиллеристам. Но когда вышли из оазиса и вступили в пески, движение ускорилось.

Колонна «А» пересекла дорогу из Мая-Батан в Беш-Кыр и, не замеченная ни таганкуровскими, ни гулямовскими дозорами, пошла по пескам, перетаскивая на руках орудия через сухие арыки и заросли саксаула. К Беш-Кыру подходили с севера. Поднявшись на высокий бархан, колонна внезапно оказалась перед край-ней кибиткой аула, из которой по колонне был открыт огонь. Хотя до назначенного времени атаки оставалось пятнадцать минут, медлить было нельзя, так как Таганкур все равно уже услышал стрельбу, да и момент внезапности был упущен. И Зорников, не задумываясь, повел эскадрон в конную атаку и ворвался в аул.

Колонна «Б» находилась в двух — трех километрах от кишлака и поспешила на выстрелы. Но левая колонна была еще далеко. Этим воспользовался Таганкур, в сопровождении десяти всадников проскользнувший между этими колоннами.

Если бы Гришкялису удалось подойти к своему исходному положению пятнадцатью минутами раньше, с Таганку ром было бы покончено. Но этого, к сожалению, не случилось, так как, разрабатывая план операции, в штабе не учли, что кишлак разбросан на большой территории.

Остаток ночи полк провел в кишлаке, выставив в сторону Мая-Батан (крепость Гулям-Али-хана) усиленную сторожевую заставу. Расстояние до крепости не превышало пяти километров, и нападений со стороны Гуляма можно было ожидать каждую минуту. И вдруг утром следующего дня ко мне приезжает от Гулям-Али-хана джигит, поздравляет с победой и приглашает в крепость на обед.

Это лишний раз свидетельствовало о бессилии Гулям-Али-хана поднять свое племя на восстание. Момент для его ареста я считал весьма благоприятным, однако находившийся у меня уполномоченный ЦК ВКП(б) Городецкий, явно преувеличивая авторитет Гулям-Али, запротестовал против его ареста. И мне пришлось отказаться от своего намерения.

Я передал с джигитом Гулям-Али-хана предложение сдать переданную ему Таганкуром долю от ограбленного текинского каравана. Гулям-Али-хан прислал ответ, в котором писал, что он ничего не знает и никакой доли не получал. Тогда я направил к крепости полк, приказав поставить батарею на соседних барханах.

Когда вместе с командирами полевого штаба я подскакал к крепостным воротам, навстречу нам выбежал сам Гулям-Али-хан. Он был бледен и явно перепуган. Бормоча что-то, он показывал рукой на батарею. Я осведомился о причине его беспокойства и заявил, что прибыл по его приглашению на обед.

Во время обеда Гулям был по-прежнему встревожен. Городецкий просил меня не настаивать на выдаче награбленного имущества, но я твердо решил поставить на своем. Нужно было показать всему племени, что их вождь препятствует планомерному снабжению населения товарами, присвоив себе предназначенный для продажи через кооперацию чай.

Попросив всех посторонних покинуть юрту, я прямо заявил Гуляму:

— Чай, взятый Таганкуром, находится в крепости. Стыдно вождю, который поклялся верно служить Советской власти, пользоваться награбленным. Если вы не хотите с нами ссориться, то верните все, что передал вам Таганкур, а ему самому прикажите явиться сюда, — предложил я.

Гулям-Али позвал двух джигитов, и я слышал, как он по-туркменски приказал им ехать за Таганкуром.

— Чай я верну, — сказал он мне. — Но вы знаете закон — вождь не должен выдавать своих соплеменников.

— Но вождь должен следить, чтобы его подчиненные не занимались грабежом, — возразил я.

К концу обеда в крепость приехал Таганкур с десятком джигитов. Он вошел в юрту и, прижав руку к сердцу, стал жаловаться, что сильно болен, что болезнь разъедает его тело и что нужно много денег, чтобы лечиться.

— Ничего, мы вылечим тебя бесплатно, — сказал я и, повернувшись к Севрюгову, приказал:

— Арестовать его!..

В крепости, где находилось больше сотни джигитов, нас было всего несколько человек. Полк стоял за крепостными воротами и не мог бы помешать расправиться с нами людям Гуляма. Городецкий сидел перепуганный, ожидая нападения. Гулям-Али-хан не поднимал глаз. Севрюгов встал со своего места, подошел к Таганкуру и потребовал сдать оружие.

Таганкур был выше Севрюгова на две головы и физически намного сильнее его. Но этот «храбрый» во время расправы над безоружными людьми басмач оказался жалким трусом. Дрожащими руками он расстегнул пояс, на котором висел маузер, и передал его Севрюгову. Тот приказал ему снять халат, сорвал висевший под ним спрятанный револьвер и, повернувшись ко мне, спокойно доложил: