Туристы - [72]

Вокруг стояла тишина. Роскошная, благоустроенная тишина. На полу толстый ковер. Мягкая обивка на спинках кровати. Барочные стулья. Разумеется, телевизор. Она пошарила в поисках пульта и прошлась по кнопкам, перебрав утренние новости на итальянском языке. Поискав, нашла наконец новости «Би-би-си Уорлд». Шона там не оказалось. Какой-то другой диктор читал сообщения о произошедших катастрофах. В Ираке назревала война. В Европе стояли небывалые холода. От стужи умирали люди. Чуть скривив рот, она немного посмотрела, что показывают на этом канале. Слушая о чужих неприятностях, она отвлекалась от своих. Всегда найдется кто-нибудь, кому еще хуже. Затем последовали развлекательные репортажи. Эти она не пожелала смотреть. Снова взяла пульт и переключилась на MTV, достала из тумбочки пачку сигарет и закурила. Она выдувала колечки дыма – в этом искусстве она за последний год сделала большие успехи. Гимнастика скуки под приглушенный аккомпанемент модной песенки. Hopeless time to roam. The distance to your home fades away to nowhere.[30]Она втянула полные легкие дыма, упаковав в него свои высушенные мысли. Обезболивающее понемногу начинало действовать. Часики тикали на тумбочке, отгрызая крошечные кусочки времени. How much are you worth? You can't come down to earth / You're swelling up? You're unstoppable.[31] Половина седьмого, а ей нечем заняться. У нее назначена встреча с Себастьяном, но до тех пор еще много времени. А чем заполнить промежуток? Шоппингом, что ли? Сеансом массажа? Съездить в Венецию и нанять гондолу? When you've seen, seen too much too young.[32]Нет, это работа! Она – не Баз, который способен позавтракать на утренней кулинарной программе в Мехико, побывать в Прайори, а потом пригласить всю команду телевидения к себе на обед, Баз, который копил у себя одежды со всех фотосессий и у которого в ближайших друзьях состояли люди, числящиеся в ведомости на выдачу зарплаты как «учитель йоги», «диетолог» и «менеджер по стильному образу жизни». Soulless is everywhere.[33]

В дверь постучали. Удары были вялые. Она отбросила одеяло и поплелась открывать. В коридоре стоял Баз. В шелковой пижаме и тапочках.

– Я не мог уснуть, – сказал он.

– Опять болело?

Он что-то промычал. Подошел к окну и раздвинул занавески.

– Снег, – сказал он. – В Италии идет снег.

Юлианна забралась обратно под одеяло. Баз взял с тумбочки сигареты. Уселся в кресло и закурил.

– Есть чем заняться в этом городе? – спросил он.

– Тут находится старейший в Италии анатомический театр, – сообщила Юлианна. – Тысяча пятьсот девяносто четвертого года.

– Что еще?

– Фрески Джотто.

– Кого?

Ее одолела такая вялость, что она ничего не ответила. Оба покурили, лениво выпуская дым, который расползался по комнате. Баз обернулся к окну. Балкон был покрыт густым инеем. На небе белая пелена.

– А как тут с шоппингом – ничего? – спросил Баз.

– Не знаю.

– Что собираешься делать?

– У меня встреча с Себастьяном.

– Ах да, конечно! Не забудешь попросить у него разрешения попользоваться его плитой?

Юлианна кивнула. Она выбралась из кровати и направилась в ванную. Баз так и остался сидеть в кресле, опустив плечи и не двигаясь.

– Ты давно его не видала, – сказал он. – Я про Себастьяна.

– Как и ты.

– Верно. С тех самых пор, как он уехал из Лондона.

Он стряхнул пепел в пепельницу. Казалось, каждое движение стоит ему неимоверных усилий.

– А почему он уехал, как ты думаешь? Он тебе не говорил? Городок, конечно, прелесть, ничего не скажешь, но что-то в нем есть провинциальное. Тебе не кажется?

Юлианна выглянула из-за приоткрытой двери. Она успела обернуться полотенцем:

– Думаю, он и сам не знает почему. Взял и остался тут. Просто так.

– Должно быть, он рад, что ты приехала.

– Я все равно собиралась в эти края. Было бы странно не заглянуть к нему.

– Гораздо более интересный вопрос – это почему я здесь оказался, – сказал Баз.

– Захотелось – и приехал.

– Как бы не так! Ты сама меня упросила. Но, честно говоря, Юль, тут действительно нечего бояться.

Она посмотрела на него долгим взглядом и скрылась в ванной. Размотала и отбросила полотенце. Посмотрела на себя в зеркало. Легкая выпуклость живота. Плотно прижатые одна к другой ноги. Кожа, которая больше не согласна кротко молчать. Она заговорила. Громким голосом: «Иди и возьми меня! Потрогай меня!» Но она не доверяла своей коже. Не знала, кого та зовет. Это мог быть кто угодно. Чужой и незнакомый. Призрак.

Она включила воду и ступила под теплые струи.

«Кафе Педрокки» раньше называли «Кафе без дверей». Сто лет назад оно работало круглые сутки, и его завсегдатаями были революционеры и богема, которые собирались здесь, чтобы планировать возрождение итальянского государства. Впервые это кафе открылось в 1760 году. В те времена в городе было двести с лишним таких заведений, но «Педрокки» превосходило все остальные. Изначально оно было построено в виде античного храма с ионическими колоннами и салонами, блиставшими богатой позолотой и лепниной. Юлианна остановилась в дверях, обозревая мраморный пейзаж, она подумала, что если всю Падую считать салоном, то здесь ее главный парадный зал. Но революционеров что-то было не видно, не было и ни одного человека, похожего на студента. За круглыми столиками сидели дамы в шляпках и норковых шубках, попивавшие самый дорогой в этом городе кофе. Над белыми скатертями узкими стрелками возвышались стройные цветочные вазы. За роялем сидел пианист, вносивший в деловитую атмосферу нотку уюта. На одном из красных диванчиков сидел Себастьян. Он был в свежепроглаженной рубашке, такой же чужой на нем, как сам он для этого дивана. Она постояла на пороге, разглядывая его. Плечи немного опущены. На стене у него за спиной висела устарелая карта мира. Юлианна неторопливо пересекла помещение, на ходу стягивая перчатки. Они обменялись легкими поцелуями в обе щеки – приветствие в континентальном стиле.