Туристы - [17]

– Хочу Юлианну! – кричал ребенок. – Хочу, чтобы меня одевала Юлианна.

– Перестань скандалить! – потребовала мадам Жилу.

– Юлианна-а-а-а-а-а! – еще пуще завопил Гийом.

Юлианна встала со стула и направилась к мальчику. Он вырвался от матери и, уцепившись за няню обеими ручонками, прижался головкой к ее коленям.

– Ну, все! Некогда тут с тобой возиться, – сказала мадам Жилу. – Пора уже ехать. Венчание начнется ровно в два.

– Но ведь Гийом еще не одет, – сказала Юлианна.

– Да, не одет, – заявила мадам Жилу. – И от тебя что-то не видно было помощи.

– Я думала, вы сами его оденете.

– А у меня, как видишь, ничего не получается. Жак, нам пора! Ты идешь?

Месье Жилу медленно поднялся с кресла. Он бросил взгляд на Юлианну и виновато улыбнулся. Юлианна остолбенела, не в силах произнести ни слова.

– Ну, что ты смотришь, как будто слов не понимаешь, – сказала мадам Жилу. – Ты же видишь, он не хочет ехать.

– Но, может быть, Юлианна хочет, – вклинился господин Жилу.

– А кто же тогда останется смотреть за Гийомом?

Господин Жилу снова пожал плечами:

– За час ты, наверное, как-нибудь с ним управишься, верно? Мы вернемся и заберем вас после венчания. Правда же, Одиль?

– Ну да, ну да, – рассеянно бросила мадам Жилу. – А сейчас нам пора ехать.

Она взяла сумочку и накинула на плечи шаль. Месье Жилу взял со столика ключи от машины, и они ушли. Юлианна осталась, глядя в окно, как они удаляются по садовой дорожке. Ветер трепал юбку мадам Жилу, приоткрывая ее стройные щиколотки. Небо было совсем белесое. По нему тянулась стая перелетных птиц. Юлианна одела Гийома. На это потребовалось не больше пяти минут. Тогда они сели и стали ждать.

Супруги не вернулись, как было условлено, в три часа. Не вернулись они и в четыре, и в пять. Юлианна ждала с Гийомом в гостиной. Ему надоело сидеть нарядно одетым, и к шести часам она переодела его в пижамку. Подождав еще немного, пошла и переоделась сама. Потом она пела Гийому песенки, пока он не заснул. Она пела ему норвежские колыбельные, потому что французских не знала. «Отчалит корабль» она пела ему уже столько раз, что он тоже запомнил слова. Мальчик ей подпевал, хотя и не понимал, о чем песня, а там корабль уходил в море, и пелось про слезы и разлуку. Потом мальчик уснул.

Юлианна сидела в гостиной и смотрела на сад. Бассейн был накрыт брезентом. Желтые цветы побурели. Лес был окутан пеленой тумана, легкой и белой, как фата невесты. Все очертания быстро исчезли, поглощенные темнотой. Было уже поздно, когда она услышала шум подъезжающего автомобиля. В саду показалась идущая к дому мадам Жилу. Ветер дул ей навстречу, и она шла, нагнув голову и кутаясь в шаль. Зайдя в дом, она тотчас же скинула туфли. И вот уже она подошла и остановилась перед Юлианной, не говоря ни слова. Одной рукой она упиралась в бок. Глаза чернели, как окна в заброшенном доме. Наконец губы приоткрылись, приготовившись произнести какие-то слова. Юлианна подумала: «Ну вот. Сейчас она скажет, и все будет опять хорошо. Два слова сожаления, и больше мне ничего не нужно».

– Я решила с сегодняшнего дня отказаться от уборщицы, – объявила мадам Жилу. – Отныне я поручаю эту работу тебе. Нечего тут ворон считать.

Юлианна ничего не ответила. Она сидела на диване и молчала. Глаза защипало. В желудке стало тяжело, как будто туда опустился булыжник.

– Ну, ты слышала? – спросила мадам Жилу. – Усвоила, что я сказала?

Юлианна кивнула. Она не отводила взгляда от потухшего экрана телевизора. Мадам Жилу удалилась в спальню. Едва она ушла, как с веранды в комнату зашел месье Жилу. Он огляделся вокруг в поисках пепельницы, его взгляд мельком остановился на темной фигуре в углу дивана. Он приоткрыл было рот, словно собирался что-то сказать, но, не произнеся ни слова, засунул в него сигарету. Негромко буркнув что-то, он скрылся. Юлианна поднялась в свою комнату, надела пижаму и натянула на застывшие ноги носки. Ее знобило. Булыжник рос и ворочался, болело уже не переставая. Сегодня она потерпела поражение. В чем именно, она не отдавала себе отчета, но что-то определенно случилось. И Юлианна подумала, что плохо справлялась со своими обязанностями, надо было лучше работать, надо больше стараться. Эти мысли долго не давали ей уснуть.

Юлианна стала заполнять время едой. В супермаркете она знакомилась со все новыми продуктами, которые привлекали ее взгляд. Вот, например, белый сыр, который оказался вовсе не сыром, а одной из разновидностей густого йогурта. Затем темный шоколадный мусс с вишенкой в серединке, украшенный каплей крема. Он продавался упаковками по четыре стаканчика. Затем плавленый сыр со смешным названием «Веселая коровка», который, по-видимому, хорошо поднимал настроение. Из всех продуктов она отдавала предпочтение мягким, они словно ласкали язык. В перерывах между едой ей не хватало этой ласки, хотя съеденная пища откладывалась на теле подушечками и жировыми складками. Складки маленькие, но вполне отчетливые. Она со стыдом и чувством безнадежности отмечала их появление. А душа делалась все ранимее. Чуть что, сразу же проступали слезы; для этого довольно было легкой заминки: она плакала оттого, что не могла закончить начатую фразу, или оттого, что не получилось и село суфле, оттого, что упала, сбитая с ног своим воспитанником. Но, невзирая ни на что, Юлианна продолжала трудиться до седьмого пота, как спортсменка, собирающаяся завоевать золотую медаль. Мадам Жилу видела ее усердие и подбрасывала ей все новые задания, но Юлианна никогда не жаловалась. Наедине с собой она плакала, сопровождая слезы горькими, тяжкими рыданиями. А наутро вновь натягивала на лицо улыбку, скрывая под радостной маской малейший намек на уныние. Когда ей звонили родители, а это происходило регулярно раз в неделю, они слышали от нее один и тот же ответ: знание французского прирастает не по дням, а по часам, мальчик – прелесть, а вилла семейства Жилу просто гигантская и ужасно дорогая.