Туринская плащаница - [107]

Что же криминального совершили эти два коварных агента – Пикнетт и Принс, – стремясь «проникнуть, дискредитировать и разрушить изнутри»? Когда мы ещё только начинали интересоваться Плащаницей, мы сделали вполне логичный шаг: вступили в BSTS (председателем которого в те годы был Родни Хор, а вице-председателем – Ян Вильсон) с вполне понятной целью, рассчитывая поучаствовать в конструктивных дебатах по интересующей нас тематике с другими энтузиастами, стоящими по обе стороны баррикад. И хотя в обществе нашлись члены, готовые, вопреки резко негативному отношению к нашей гипотезе, вступить в дружескую дискуссию с нами (в частности, можно назвать Яна Дикинсона), верхушка общества с самого начала добивалась, чтобы мы, как и все прочие исследователи – противники подлинности Плащаницы, помалкивали и держали свои идеи при себе. (Понятно, что таких противников в обществе было очень мало, и они считались «некооптированными» членами BSTS.)

В 1991 г. Клайв написал конспективное изложение нашей гипотезы, опубликованное на страницах «Newsletter», издаваемого BSTS, чьим редактором был Ян Вильсон, и высказал предположение, что общество может заинтересоваться этой темой. Но хотя статья была опубликована, у читателя не возникало ни малейшего сомнения в том, каково же отношение «вашего редактора» к этой гипотезе. Кстати, публикация сопровождалась перепечаткой статьи Изабель Пичек о том, что Леонардо не мог написать Плащаницу (аргумент, с которым мы полностью согласны). Если говорить более серьёзно, Вильсон предложил ряд своих собственных замечаний, уведомлявших бедного читателя, что наши изыскания основаны на медиумических контактах с духом самого Леонардо да Винчи!

Это была сознательно искажённая версия беседы между Вильсоном и Линн, состоявшейся в счастливые для них времена, в воскресенье, 22 апреля 1990 г., у неё дома в северном округе Лондона. Будучи парапсихологом, Линн на протяжении многих лет охотно принимала участие во всевозможных паранормальных экспериментах (так, например, в начале 1980-х гг. она в качестве добровольца участвовала в опытах по телепатии, проводившихся в Кембриджском университете). Неизменно проявляя живой интерес к необычайным сверхвозможностям мозга, она – как и Ян Вильсон, чья книга на эту тему «Сверхсознание», вышла в свет вскоре после разрыва отношений между ними, – начала самостоятельные опыты с «автоматическим письмом». Автоматическое письмо, широко используемое в терапевтических целях многими психологами ортодоксальных взглядов, практически всегда является результатом действия бессознательного. Вы просто держите в руке авторучку или карандаш, кончик которого едва касается бумаги, расслабляетесь, стремясь отвлечься, и ждёте, когда рука начнёт совершать непроизвольные движения. В результате на бумаге обычно появляются отдельные повторяющиеся буквы, несложные рисунки, имена и – если вам особенно повезёт – несколько связных фраз, смысл которых чаще всего отражает ваши недавние мысли или заботы. Поэтому неудивительно, что, когда Линн впервые с головой окунулась в мир исследований Леонардо, завитушки и случайные линии на бумаге сложились в имя «Леонардо». Линн призналась, что она – и притом совершенно независимо от других источников – получила информацию, содержавшую намёк на то, что Леонардо действительно создал Плащаницу, и называлась даже дата: 1492 г. Реакция Вильсона на это признание оказалась весьма любопытной, особенно в ретроспективе, с точки зрения сегодняшних дней. Он сказал: «Да, именно в те годы исчезла Плащаница…» (Впоследствии мы восприняли эти слова как намёк, что современная Туринская Плащаница, возможно, заменила собой прежнюю, более раннюю. Тогда он отрицал, что в их беседе вообще затрагивалась эта тема, и даже писал в «Forteen Times»: «Это – одно из многочисленных измышлений Линн Пикнетт».)

Линн обладает настолько цепкой памятью на такие события, что эта краткая беседа послужила единственной основой для обвинения её в медиумизме. Вильсон мог не сомневаться в её словах, ибо в те времена она рассматривала автоматическое письмо как действие бессознательного из глубин мозга, и её закорючки были удивительной новостью для неё самой. Линн также особенно подчёркивала, что их беседа была конфиденциальной, и он обещал, что называется, не открывать чужую душу. В этом стремлении сохранять всё в тайне не было ничего зловещего. Неудивительно, что она без особого смущения показала ему свои каракули и почувствовала, что ему что-то известно о них. Нисколько не сомневаясь в тот момент в её чувствах, с его стороны было явным предательством выступить публично с подобными нелепыми инсинуациями (целью которых была сознательная дискредитация нас обоих), особенно после того, как он дал слово не делать этого.

Обвинение в медиумизме использовалось как предлог для отказа от запланированного выступления, поскольку были основания считать, что BSTS склонно проводить достоверные и поддающиеся контролю исследования. Однако очень скоро стало ясно, что это не тот критерий, которым они руководствовались, выбирая оратора более привычного типа, с готовностью признающего, что Плащаница – подлинная. И тогда произошло событие, после которого мы просто не знали, что нам делать на правах членов BSTS – плакать или смеяться.