Турецкие народные сказки - [3]
Как же обстоит дело с положением и изучением сказки в современной нам новой Турции?
Быстрая перестройка жизни, начатая при кемалистах, радикально изменила быт: средневековая фигура меддаха с его репертуаром решительно сходит со сцены новой Турции. Сказка того типа, о которой говорил Кунош, ныне отошла в историю и в самой Турции. О собирании сказок методами научной фольклористики не раз говорилось в турецких учреждениях, ведающих языковым строительством и ныне объединенных в «Общество по изучению турецкого языка». Писались проекты и примерные программы для такого собирания. Запись сказок, очевидно, производилась, и, может быть, собран большой материал, но до научного издания дело, по-видимому, не дошло.
Что же представляет собою турецкая сказка? Так как вопросу об ее формальных особенностях и в связи с этим вопросу о методике ее перевода мы посвятим особую главу, — остановимся сперва на внутренней стороне турецкой сказки. Элементы, из которых слагается содержание турецкой сказки, двоякого рода: элементы, свойственные всякой сказке вообще, и специфически турецкие, которые, переплетаясь с первыми, и делают ее национальной, турецкой сказкой.
Сказка есть определенный фольклорный жанр специфического содержания и специфической формы. Сказка, по общему правилу, не считает для себя обязательными нормы реальной действительности во всех ее проявлениях: сказочный рассказ строится в расчете на то, что герои (разного типа и калибра) в нужное время как бы выходят за пределы обычных, человеческих норм поведения и добиваются своих целей различными волшебными средствами, явно противоречащими реальности. Но, с другой стороны, сказка и жизнь вовсе не являются прямыми антиподами: всегда, даже при самой безудержной фантазии, сказка (если только она художественна) в какой-то мере считается с нормами реальной жизни. Иначе говоря, сказка — это проекция реальной жизни на какой-то особой («волшебной») плоскости, своего рода карта жизни, снятая с птичьего полета фантазии. Это сплетение фантастических и реалистических элементов в ткани самой сказки не везде и всюду одинаково. Все разнообразие сказок, все их типы стоят в прямой зависимости от соотношения этих двух основных элементов сказки.
Именно с этой точки зрения можно и должно говорить о классификации турецких сказок. Волшебная сказка имеет своих героев, свои приемы, свои цели — так же как и сказка реально-бытовая. Едва ли можно найти такую сказку, которая безоговорочно подходила бы или под рубрику волшебных, или под рубрику бытовых: речь может идти только об относительном преобладании того или иного элемента. И вот, говоря о волшебных и бытовых сказках в подобном условном понимании терминов, мы должны указать на следующий принцип, которого мы придерживались при классификации помещенных в сборнике турецких сказок. Сперва идут волшебные сказки, после них — бытовые, а между этими двумя категориями расположены всякого рода переходные типы. Таким образом чисто турецкая специфика содержания и бытовые реалии постепенно усиливаются от начала к концу сборника. Поэтому, для того чтобы составить себе представление о социально-бытовых особенностях старой Турции по материалу сказок, необходимо прочесть весь наш сборник до конца. Сказки, близкие по сюжетам и отдельным мотивам, следуют у нас одна за другой: так, например, при отсутствии внешних рубрик в сборнике легко выделить цикл сказок о мачехе и падчерице, цикл сказок «хитрая наука» и т. д. и т. д. При внимательном прочтении эти циклы будут установлены читателем без всякого труда.
Переходя к вопросу о волшебных сказках, остановимся прежде всего на характеристике их основных элементов. Попытка охарактеризовать турецкий сказочный мир в его целом сделана еще В. Д. Смирновым («Очерк», стр. 435–436). «Анатомический» анализ отдельных сказочных фигур не раз давался Куношем.
Типичной фигурой турецких сказок являются дэвы (в адакалийских сказках— дивы, как и по-сербски) [12]. Слово и образ — иранского происхождения. Дэвы — чудовища колоссальных размеров, иногда выступающие в облике людей, иногда — в облике полулюдей-полуживотных. Все дэвы — людоеды и принципиально относятся враждебно к миру людей. Они летают по воздуху, владеют чудесными талисманами, в которых иногда заключается и самая «душа» дэва, хранят несметные сокровища и похищенных красавиц, спят по сорок дней, съедают по нескольку баранов зараз и т. д. Кроме дэвов мужского пола различается «самка-дэв», или «женщина-дэв», и «мать дэвов», у которой находится в подчинении множество сыновей. Дэвы выступают и самостоятельно и как второстепенные фигуры: в последнем случае они всегда охраняют волшебные предметы, состоя на службе у других волшебных существ высшего порядка. Женщину-дэва или мать дэвов сказочному герою легче привлечь на свою сторону: стоит только поцеловать ей груди и назвать ее матерью, как чудовище делается верным другом и помощником героя. Особенно интересно изображен дэв Рюзгяр (сказка 3): он обладает способностью обращаться в ветер, так что ни одно живое существо не может предугадать его молниеносного и гибельного приближения. Живут
