Турецкие народные сказки - [161]

Через несколько дней она слышит, что у падишаха умерла жена. Снова она накидывает на спину фередже, выходит на улицу, с криком и плачем подходит к дворцу и там начинает реветь еще пуще: «Ах, моя сестричка, ты была благородная, а я-то — голодная; ты ни разу не пришла меня проведать, теперь ты умерла, сердце мое совсем сожгла³, на кого ты меня покинула?» И она рвет на себе волосы. Мать падишаха только услыхала из дворца, как женщина убивается, — тут же и подумала про себя: «Гляди-ка, у нашей невестки была сестра, а она даже и не говорила об этом». Пожалев ее, она кличет ее к себе. А женщина, лишь только вошла, еще больше разрыдалась: от слез ей делается дурно; она лежит совсем без движения. Ее кладут в одну комнату и оставляют там. После того как прошли похороны, приходят хекимы и с трудом приводят ее в чувство. А падишах, пожалев ее, дает разрешение, чтобы она пожила несколько дней во дворце. А так как она прожила во дворце дня три или пять, то она изучила весь дворец. И вот, однажды ночью, когда падишах спал, женщина берет плетку, идет в спальные покои падишаха, запихивает ему в рот подушку, садится на него и стегает его плеткой так, что тот теряет сознание, а сама выходит оттуда и идет к себе в комнату.

Когда наступает утро, падишах немного приходит в себя. «Ой, что это было со мной нынче ночью: во сне ли это было или наяву?» — думает он и видит, что у него все тело в синяках. В тот день он с трудом выходит из своих покоев. А как только наступил следующий вечер, женщина опять берет плетку и, когда падишах спал, проникает к нему в покои, запихивает подушку в рот падишаху и начинает его стегать. Во время побоев она приговаривает: «Наступит утро — обручись с моей сестрой», и бьет его. И вот уж падишах того и гляди потеряет сознание. Тогда женщина оставляет его, уходит в свою комнату и ложится спать. Как только наступило утро, падишах приходит в себя. «Ой-ой, да что же со мной случилось? Кто это делает: джинн или человек?» — думает он и велит позвать хекимов и ходжей. Они дают ему лекарства, но так как падишах заболел от побоев, то он и не может встать с постели. Ночью того же дня — на третий вечер — женщина снова берет плетку и прирастает к изголовью падишаха. «Возьмешь ли ты мою сестру за себя? Если нет — я тебя убью!» — говорит она и начинает его стегать. Жестоко отхлестав падишаха, она опять говорит: «Если завтра ты не возьмешь за себя мою сестру, я тебя убью». Падишах снова падает без чувств. Наутро, когда он пришел в себя, он велит позвать свою мать и рассказывает ей обо всем: «Не знаю, вот уже три ночи, кто-то приходит, бьет меня и приговаривает: «Непременно женись на моей сестре». Выходит так, что если сегодня я не женюсь, то завтра к вечеру меня убьют. Что нам делать?» А мать говорит: «Может быть, тот, кто приходит, есть дух умершей жены? Она тебя бьет, чтобы ты взял за себя ее сестру. Коли так, женись на той женщине, которая у нас гостит; она не урод, человек хороший, — что же еще будешь делать? Может быть, избавишься от побоев!» Что делать падишаху? Он соглашается на это, велит позвать ходжей и обручить женщину с собой. И вот падишах, избавившись от побоев, через несколько дней выздоравливает, и они с той женщиной ведут совместную жизнь.

После этого прошло много времени. Как-то женщина, оставшись одна, проходит перед зеркалом и говорит сама себе: «Эй, обманщица, ты пошла и забрала гусей и уток у той ханым; пригнала их к себе под тем предлогом, что научишь их петь песни, а дома зарезала и съела их одного за другим со своими дружками; потом, сверх того, ты еще взяла у нее тысячу пятьсот гурушей денег. А потом ты пошла, откопала сына падишаха из могилы, пришла, взяла у ювелира вот столько бриллиантов и под предлогом, что ювелир-де убил дитя, получила еще вот столько денег. Затем ты узнала, что у падишаха умерла жена; ты пошла на хитрость, сказала: «Она моя сестра», плакала, надрывалась, заставила поверить себе и осталась во дворце как гостья; избивая падишаха во сне, ты насильно женила его на себе». А мать падишаха как раз и услыхала это из-за двери. Тотчас она входит в дверь: «Хорошо, дочка! Так, значит, ты вон сколько дел наделала! Подожди, пусть только придет мой сын: я велю ему срубить тебе голову!» Только она это сказала, как женщина подбегает и обнимает госпожу султаншу: «Ах, моя дорогая матушка-госпожа, я очень тебя люблю, высунь язычок, я его поцелую!» А госпожа султанша отталкивает ее от себя: «Ах ты, потаскуха! Убирайся вон с глаз моих!» Но что бы она ни говорила, та подходит к ней и так и этак; под тем предлогом, что поцелует, она обманом заставляет султаншу высунуть язык и кусает так, что разом откусывает у бедной женщины половину языка. А потом, взяв плетку, она так стегает султаншу, что та становится почти трупом; она готовит постель, укладывает ее, а сама выходит наружу и, вся в слезах, говорит невольницам: «Идите, позовите падишаха: с матушкой-госпожой что-то случилось — заболела, лежит, не может ни глаз открыть, ни слова сказать».

Рабыни идут, зовут падишаха; падишах приходит, глядь! — матушка его лежит в постели и себя не помнит. «Помилуй, матушка, что с тобой?» — спрашивает он. В ответ — ни слова. Женщина начинает плакать: «Утром с матушкой ничего не было, не знаю, что это вдруг приключилось! Скорее надо сделать лекарство, может быть, ей станет легче». И падишах велит позвать главного хекима. А женщина и говорит: «Когда придет хеким, я не выйду отсюда — сяду вот здесь в шкаф, чтобы хеким не сделал матушке чего-нибудь дурного». И с этими словами она прячется в шкаф. Приходит хеким, осматривает госпожу султаншу и видит, что у нее отрезан язык. Женщина из-за перегородок шкафа делает хекиму знаки: «Я дам тебе кошелек золота, дай-ка ей отравы, чтобы она за один час собралась да и отправилась на тот свет!» Как только хеким заметил знаки, он дал отравленный шербет. Мать-султаншу заставляют его выпить, и не проходит после того много времени, как султанша умирает. Вот ее хоронят, а женщина так и заливается слезами.