Турако - птица печали - [7]

Как-то раз в воскресенье - я помню это, потому что она заставила меня остаться дома играть с ней, вместо того чтобы идти с Вами в церковь, - она чуть было не проиграла партию не из-за моей ловкости или моего нежелания играть в поддавки, а из-за собственной рассеянности: она так старалась очернить Вас, что несколько раз упускала возможность побить мою карту. Она употребляла такие грубые, такие жестокие выражения, что я, не смея ей возражать, не удержался и заплакал. Глядя на мои слезы, она некоторое время продолжала свои наветы, но уже потише, еще что-то ворчала, что-то бормотала, наконец умолкла. Открыла карты, подсчитала очки. В тишине, воцарившейся из-за моих слез, я услышал, как в коридоре заскрипел паркет под удаляющимися шагами, шагами, которые могли принадлежать только Вам.

Значит, каждое утро вы стояли за дверью "зеленой комнаты". Вы слушали. Вы слышали брань и враждебные выпады Вашей матери, из ревности упрямо пытавшейся убить во мне безграничную любовь к Вам, желавшей исказить Ваш живой, очаровательный образ, который я всегда хранил в себе и который с каждым днем делался в моем сознании все прекраснее и прекраснее. Она тоже услышала Вас? Или это мои слезы подействовали? Так или иначе, но она прекратила наши игры, наши ежедневные встречи, прекратила промывание моих мозгов и сердца. С тех пор я никогда не играю ни в какие игры, и когда Вы..."

Пьер Дост разорвал незаконченное письмо и до самого закрытия библиотеки читал научную статью своего коллеги-археолога о недавно обнаруженных наскальных изображениях на острове, о существовании которого только что впервые узнал.

* * *

Даже после прихода к власти Ребель* сохранил свою кличку. Никто уже не называет его настоящим именем, которое участники подпольного движения за независимость предпочли просто забыть, чтобы невзначай не выдать его. Этой ночью Ребель выходит из одной из своих резиденций, которыми он пользуется, не являясь их владельцем, так как считает, что всякая собственность лишает человека свободы. Переодетый в старого моряка, он теряется в толпе паломников, которые при свете полной луны то ложатся на землю, то встают, снова ложатся и снова встают, продвигаясь всякий раз вперед на длину распростертого тела и поднимаясь так на вершину холма Барракуды. Там живут духи, основатели Острова, немые и невидимые, но активно действующие каждый раз, когда Барракуда просит их вмешаться в пользу или против кого-нибудь из его жителей.

* По-французски rebelle означает "мятежник". (Примеч. перев.)

Когда-то очень давно Барракуда выскочила из моря, спасаясь от демона вод, позавидовавшего яркому блеску ее чешуи и ее скорости. Первый островитянин спас ее и спрятал на вершине холма, где она и нашла пристанище. Духи, испокон веков населявшие это место, приняли беглянку не из сострадания (они безразличны к горю других), а просто чтобы развлечься. Они дали холму имя своей подопечной, родовое имя, которое дает при рождении каждой рыбе Луна, мать приливов. Благодаря этому вид, к которому рыба принадлежит, не должен никогда угаснуть. Упустив добычу, демон еще долго плавал вдоль берегов Острова. Со временем его жажда мести утихла.

Неотличимый от других в одежде моряка, слившись с толпой, Ребель воздает почести Барракуде, к которой испытывает чувство солидарности и братства. В связи с особыми обстоятельствами он забывает о своей борьбе с суевериями и кладет лиловые цветы якаранды к подножию скалы из застывшей лавы, напоминающей сказочную рыбу. Собирала цветы Жюли, но сама она на церемонии не присутствует.

Совершив это паломничество, Ребель пробирается через густые заросли тростника и бамбука, отделяющие Виллу от берега и скрывающие ее от назойливых взглядов приезжих и рыбаков. Незаметно для Пери, сторожа Усадьбы, он перелезает через изгородь, спрыгивает на террасу и, по своему обыкновению, через окно залезает в спальню, где в постели, не сводя глаза с колышущихся занавесок, его ждет Жюли.

Зиа, не видя его, знает, что он здесь. Она им восхищается, но и побаивается его. Все время, пока он в доме, она будет умолять лесных духов о защите, будет сжимать ляжками тряпичную, утыканную булавками куклу, сделанную ею по образу и подобию Ребеля, в униформе. У Зии опять идет кровь.

В полутьме Жюли рассматривает своего возлюбленного. Он волнующе красив. Отец Жюли говорил: "Прежде чем унести человека с собой, смерть чаще всего искажает внешность жертвы, обезображивая ее. Иногда, наоборот, она делает ее красивее, чем когда-либо прежде. Так проявляется истинное коварство смерти: она заставляет печалиться о кончине одних, еще прекрасных, и сожалеть, что печаль о тех, кого она успела обезобразить, недостаточно глубока". Такую высшую красоту отец увидел на лице супруги, в тот день, когда она вернулась на Остров, чтобы умереть. И вот теперь Жюли видит нечто подобное, отмечая вдруг усилившееся очарование любимого мужчины, видит эту хитрость смерти. Ей трудно дышать. Она боится за него.

Ребелю неведом стыд. Его желания откровенны. Он пользуется своим телом как бы независимо от его состояния, будь то в борьбе или наслаждении. Эта естественная непринужденность, лишенная тщеславия, освобождает его партнеров от комплексов, которые могли у них возникнуть под влиянием традиций и воспитания. Его заразительная веселость объясняет его популярность. Он непостоянен, но по-своему верен: как в политике он выдвигает лозунг равенства шансов для всех, так и в любви не позволяет себе никакой дискриминации и удовлетворяет, но лишь один раз, женщин, проявивших с риском для своей репутации явное желание отдаться ему. Однако при этом они должны довольствоваться этим единственным проявлением его благосклонности, дабы сохранить о нем незабываемое воспоминание, - его не затуманит разочарование, которое могло бы появиться при повторении опыта. Жюли от души смеется над таким хитрым оправданием его многочисленных похождений. Она не ревнует. Она единственная его постоянная любовница, избранница, и будет таковой, пока ей этого хочется.