Тупой панк-рок для интеллектуалов - [19]

Шрифт
Интервал

Двигаясь как- то днем по двору, я увидел странную детскую суету у помойки. Вся мелкая туса возилась около черного кожаного «дипломата» с явным намерением его открыть. Я отбил чемодан у братвы и притаранил его к Рубану, где мы совместно его вскрыли. Внутри кейса не нашлось ничего интересного или ценного (по всей видимости, кто-то в нем дотошно покопался до нас), однако мы смогли вычислить предполагаемого владельца. Владелец немыслимо взбодрился от нашего звонка, и забил стрелу. На стреле оказалось, что хозяин предмета какой-то КаГеБешник, которого то ли киданули, то ли просто ограбили. После долгих расспросов о наличии в кейсе в момент его находки тех или иных вещей, дядя отслюнил нам достаточно прайса для закупки целого ящика (250 штук!) кассет российского производства. Рубан сделал новую обложку, в два раза длиннее прежней, и ксерокс заработал с удвоенной силой. Наркотема к тому моменту встала в полный рост. Все последние месяцы мы ежедневно курили хэш, без остановки. Представить себя, вышедшего из дома без «пятки» на кармане уже было невозможно. Курила вся туса, все окружение. У нас был свой дилер, таджик по имени Фарух, который подгонял невиданный по тем временам стафф — «красные» афганские шишки. Его трава была по настоящему убийственной, никто из нас или наших друзей не пробовал до его появления ничего подобного. Помню, когда Фарух впервые раскурил меня ею, со мной случилась натуральная истерика. Я умирал и оживал, задыхался от смеха и холодел от страха, сердце останавливалось и принималось выпрыгивать наружу, от полного обессушивания гортани язык не поворачивался и я был уверен, что уже никогда не смогу разговаривать как все люди. Фаруховская трава, после первой пробы действовала на всех одинаково. Все описанные мною ощущения длились очень долго, так долго, как не держит ни один другой хэш. Около 8-ми часов я пребывал под сильнейшим воздействием каннабиола, терял ориентацию, способность связно разговаривать, координировать движения и контролировать себя. На определенном этапе это состояние даже начинало утомлять, и люди пытались снять нахлобучку традиционными способами "облома кайфа", типа воды и еды, однако хитрые шишки лишь активизировались от этого, и отпускать не желали. Некоторые наши юные подружки, делая первую в их жизни цапку «фаруха», тут же падали без чувств, и нам приходилось, преодолевая немыслимые измены вызывать им «скорые». Когда Фарух, внеся в нашу жизнь такие кардинальные перемены, умотал к себе в Душанбе, все сразу поняли, на какой здоровый крюк он нас подцепил. Весь московский стафф, который мы могли найти, более не торкал. Любая, самая дорогая трава доступная нам не вставляла, и даже не могла пытаться бороться с тем, что открыл нам Фарух. И не только мы подсели. Пока Фарух был здесь, весть о "чуде с Кутузовского" разнеслась по городу, и вот уже около подвала (Фаха не решался запаливать свою хату, поэтому выходил на встречу со страждущими к нашей базе), днем и ночью тусовал народ. Все давыдковские плотно сели на это дело, огромное количество пришлых, едва знакомых нам челов также постоянно ошивалось неподалеку.

Помню, я, имея на кармане немного «фаруха», приперся в подвал, когда там репетировали Наив с желанием открыть ребятам глаза на правду этой жизни. В перерыве (минут через 15-ть после того, как они начали играть), мы втроем с Ивановым и Полещуком выкурили небольшую дульку моих шишек. Саша и Миша пробовали «фаруха» впервые, я уже имел четкое представление о том, как будут развиваться события. И хотя Майк по своей наркоманской привычке настаивал на том, что якобы "джойнт маловат", я его не стал слушать и сделал так, как считал нужным. Еще через пять минут Наивы имели в составе пару трупов, которые не могли играть, петь, ходить, разговаривать, а иногда даже дышать. Ступин злился и орал, Майк плакал, Иванов ржал, задыхаясь 20 минут, после чего начал жаловаться на озноб и дрожь в членах. «Фарух» знал свое дело, и делал его насмерть.

Трава стала для нас обыденностью, мы почти перестали бухать, и тусили во дворе с выпученными глазами круглые сутки. Репы шли своим чередом, особым кайфом для нас тогда было играть накуренными, и вместо того, что бы ебошить рок, мы все чаще и чаще проводили часы в подвале, ковыряя в среднем темпе каждый что-то свое. Примерно в это время Москву накрыла волна так называемой «питерской» кислоты. Выдаваемый дилерами за LSD, препарат на самом деле ни имел с легендарным эйсидом ничего общего. И, тем не менее, условно, все называли это «кислотой», и даже, для пущей убедительности, разведенный в воде порошок высаживался на листы промокательной бумаги, и продавался как «фирменные» дозы LSD. Таким образом «промокашки», или «бумажки» быстро вошли в моду, и даже те, кто принципиально не использовал ничего серьезнее травы, не обламывались от мазы иной раз съесть «кислой». «Кислота», в зависимости от жадности продавца делилась на «польскую» и «питерскую». «Польская» была той же «питерской», только дороже в полтора раза.

Наша «кислая» в отличии о того, чьим гордым именем она называлась, на самом деле была грязнейшим и вреднейшим химическим соединением под названием «фенциклидин», или PSP. Синтезировалась она кустарным способом в подвалах питерских вузов безвестными химиками любителями, (говорят в ее состав входили даже соединения цианистого калия) и продавалась оптом, расфасованная в граммы. В отличие от героина, эра которого тогда еще не наступила, грамм «кислой» включал в себя от 80 до 100 доз, опять же в зависимости от честности дилера.


Рекомендуем почитать
Последовательный диссидент. «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой»

Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.


О чем пьют ветеринары. Нескучные рассказы о людях, животных и сложной профессии

О чем рассказал бы вам ветеринарный врач, если бы вы оказались с ним в неформальной обстановке за рюмочкой крепкого не чая? Если вы восхищаетесь необыкновенными рассказами и вкусным ироничным слогом Джеральда Даррелла, обожаете невыдуманные истории из жизни людей и животных, хотите заглянуть за кулисы одной из самых непростых и важных профессий – ветеринарного врача, – эта книга точно для вас! Веселые и грустные рассказы Алексея Анатольевича Калиновского о людях, с которыми ему довелось встречаться в жизни, о животных, которых ему посчастливилось лечить, и о невероятных ситуациях, которые случались в его ветеринарной практике, захватывают с первых строк и погружают в атмосферу доверительной беседы со старым другом! В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Ватутин

Герой Советского Союза генерал армии Николай Фёдорович Ватутин по праву принадлежит к числу самых талантливых полководцев Великой Отечественной войны. Он внёс огромный вклад в развитие теории и практики контрнаступления, окружения и разгрома крупных группировок противника, осуществления быстрого и решительного манёвра войсками, действий подвижных групп фронта и армии, организации устойчивой и активной обороны. Его имя неразрывно связано с победами Красной армии под Сталинградом и на Курской дуге, при форсировании Днепра и освобождении Киева..


Дедюхино

В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.