Тупое орудие - [67]

– Это было бы достаточно заметно. Голова статуэтки сильно торчала бы.

– Могло быть незаметно в сумерках. Займусь-ка я снова Брауном – это хозяин кофейного киоска – да еще таксистом. Я их, конечно, уже как следует расспросил. И все же…

– А как со шляпой?

– Шляпа – это морока, – заявил сержант. – Если у него не было цилиндра, он мог позаимствовать его у покойного Эрни, хотя бы потому, что никому в голову не придет, что он может быть в цилиндре. Когда он уходил из дома, мог нести его сложенным, под мышкой, чтобы не заметил дворецкий. Когда он переменил шляпы, свою мог сунуть в карман.

– Теперь два оттопыренных кармана, – сухо заметил Ханнасайд. – И все же два свидетеля – девушка не в счет, она говорила слишком расплывчато – показали, что в нем не было ничего необычного. И вот еще что. Водитель такси, который показался мне весьма разумным человеком, описал пассажира как обычного человека приятной наружности. Он не думает, что мог бы узнать его, если бы встретил опять. Когда я нажал на него, он только повторил, что тот выглядел как десятки людей между тридцатью и сорока годами. Ну а если бы вы встретили Невила Флетчера, по-вашему, могли бы вы его не узнать?

– Нет, конечно, – неохотно проговорил сержант. – Я бы его узнал. Такого ни с кем спутаешь. Во-первых, волосы у него чернее, чем у большинства, да и лицо, я бы сказал, необычное. И еще у него дурацкие длинные ресницы и улыбка, которая всегда действует мне на нервы. Нет: ни один здравомыслящий человек не скажет, что он похож на десятки других. Кроме того, ему нет тридцати, и он выглядит моложе тридцати. Так что нам теперь делать?

Задумавшись, Ханнасайд легко забарабанил пальцами по столу. Сержант смотрел на него с сочувствием. Наконец суперинтендант произнес своим обычным решительным тоном:

– Энджела Энджел. Все упирается в нее. Может быть, Шкипер, это покажется вам притянутым за уши, но у меня странная уверенность, что, если бы мы узнали о ней побольше, мы увидели бы то, что от нас теперь так упрямо прячется.

Сержант кивнул.

– Интуиция. Я сам очень верю в интуицию. Что будем делать? Дадим объявление?

– Нет, – сказал Ханнасайд после раздумья. – Лучше не надо.

– Я сам не любитель этого дела. Больше того, если ее родичи не объявились после ее смерти, не похоже, что они объявятся теперь.

– Я не хочу провоцировать еще одну трагедию, – мрачно проговорил Ханнасайд.

Сержант так и подскочил:

– Как, еще одну проломленную голову? Неужели вы думаете…

– Не знаю. Кто-то изо всех сил старается, чтобы мы не выбрались из тумана, в котором блуждаем. Все в этих двух убийствах указывает, что нам противостоит беспощадный человек.

– Я бы сказал, маньяк, – уточнил сержант. – Ну правда, только подумайте! Можно понять человека, когда он, дойдя до белого каления, раскроит череп другому человеку. Ну, и вы понимаете, его достаточно потрясет то, что он натворил, так ведь? Вряд ли уж такой чистоплюй, но я бы не хотел проделать такое дельце сам, даже видеть бы не хотел. Я бы сказал, это мерзкое, грязное убийство. Но нашей птичке хоть бы что! Взмахнула крылышками – и дело повторяется, – хладнокровно, еще как хладнокровно! Думаете, это нормальный человек? Черт возьми, я так не думаю!

– Тем более надо быть осторожными и не давать ему повода для нового убийства.

– Это, конечно, верно. Но если наш клиент – сумасшедший, тогда, супер, наши дела хуже, чем я думал. Нормального человека поймать можно. Его ум работает так же логично, как ваш собственный, и, что еще важнее, для убийства у него всегда есть мотив, это тоже небесполезно. Но когда вы пытаетесь понять ход мыслей безумного, все летит к черту, потому что за ним вам не уследить. И десять против одного за то, что для убийства у него нет никакой причины – по крайней мере, того, что нормальный счел бы причиной.

– В том, что вы говорите, много верного, не я не думаю, что наш убийца настолько безумен. Мы достаточно точно знаем, за что он убил Карпентера, и более или менее понимаем, за что он убил Флетчера.

Сержант порылся в бумагах на столе и поднял лист, испещренный его почерком.

– Что ж, супер, пора сказать, что я сам попытался разобраться в этом деле. И единственное заключение, к которому я пришел, это то, что вся эта история с начала до конца невозможна. Стоит изложить все установленные факты на бумаге – и вам станет ясно как день, что покойного Эрнеста никто не убивал. Этого не могло быть.

– Не надо говорить чепуху! – В голосе Ханнасайда слышалось нетерпение.

– Это не чепуха, шеф. Если бы вы могли отбросить показания миссис Норт, все встало бы на свои места. Но, даже не беря в расчет того, что ей незачем врать, когда она знает, что ее драгоценный муж никак не замешан в убийстве, мы имеем рассказ почтальона, что женщина, одетая, как она, вышла из «Грейстоунз» сразу после 22. 00 17-го числа. Так что присутствие ее доказано. Если бы старик Ихавод не сверил свои часы с часами в кабинете покойного Эрнеста, я бы сказал, что он спутал время, когда увидел человека, выходящего из калитки. Но он добросовестный, старательный полицейский; наш Ихавод, и он бы не утверждал, что было 22. 02, если бы это было не так. Если б вы только слышали, что он говорил о лжесвидетелях! Он таки отчитал меня, когда я попытался чуть-чуть повлиять на его показания. Но я скажу, если вы можете совместить его показания с показаниями миссис Норт, значит, вы здорово умнее меня. Дело было не так плохо, когда мы знали только, что в 22. 02 Ихавод увидел неизвестного, а в 22. 05 обнаружил тело покойного Эрнеста. Но как только мы начали получать новые и новые указания на время, все дело так перекособочилось, что разобраться в нем стало совсем невозможно. А теперь, если мы не сочтем, что молодой Невил убил своего дядю, а Карпентер видел это и бросился наутек, мы натолкнемся на четыре несовместимых указания на точное время. 21. 58 или вроде того, когда Эрнест проводил человека, которого видела миссис Норт; 22. 01, когда ушла миссис Норт; 22. 02, когда Ихавод видел человека, выходящего из калитки; и 22. 05, когда был обнаружен труп Эрнеста. И это все, и это черт знает какая каша. Или, может, вы думаете, что это все-таки сделал Невил, а миссис Норт его прикрывает?