Тупик - [3]

В доме пахло табачным дымом, польской кухней, повсюду верещали дети. Одна из тетушек зажала меня в угол и сказала что я должна буду принять участие в мытье посуды, раз уж не помогала накрывать на стол.

Я твердо поклялась себе, что не буду говорить ничего кроме: «Да. Нет. Не знаю». Но нервы у меня были уже на пределе.

Потом бабушка Войцик, толстая восьмидесятидвухлетняя старуха в черном блестящем платье, ухватила меня за локоть полицейской хваткой и уставилась мне в лицо своими голубыми глазками в красных прожилках. Дыша на меня луком, бабушка заявила:

— Девочки рассказывают про Бернарда нехорошее.

«Девочки» — это тетушки.

— Они говорят, что у него на элеваторе были неприятности. Он бросился под корабль, чтобы избежать ареста, — вот что говорят.

— И кто это говорит? — поинтересовалась я.

— Элен. И еще Сара и Шерил. Пит рассказал им, что Бум-Бум специально бросился в воду, выбрав момент, когда никого не было рядом. Мы, Войцики, никогда не кончаем с собой. Но вы, Варшавски... Одним словом, евреи. Сколько раз говорила я Мэри — не выходи за него замуж!

Я высвободила локоть. От дыма, шума и запаха кислой капусты все плыло перед глазами. Я уже собралась сказать старухе что-нибудь грубое, но передумала. Переступая через младенцев и дыша табачным дымом, я направилась к столу, уставленному сардельками и квашеной капустой. Там кучковались мужчины. Ах, если бы у них были такие же плотно набитые головы, как их животы, Америка могла бы спать спокойно.

— Кто из вас треплется, что Бум-Бум сам спрыгнул с причала в воду? — набросилась на них я. — Откуда вы это знаете, черт вас подери?

Пит, муж Шерил, уставился на меня тупыми голубыми глазками.

— Вик, ты чего? Об этом говорят в порту, вот и все.

— Что за неприятности были у Бум-Бума на элеваторе? Бабушка Войцик говорит, что ты рассказываешь об этом всякому встречному-поперечному?

Пит взял кружку с пивом в другую руку.

— Это просто сплетни, Вик. У Бум-Бума были какие-то нелады с боссом. Я слышал, будто он украл какие-то бумаги. Но я в это не верю. Зачем Бум-Буму красть?

От гнева у меня зашумело в голове.

— Это все брехня! Бум-Бум в жизни не совершил ни одного подлого поступка, даже когда был нищим!

Мужчины смотрели на меня неодобрительно.

— Чего ты разоралась, Вик, — сказал один из них. — Мы все очень любили Бум-Бума. Пит же сказал, что не верит сплетням. И нечего разоряться.

Он был прав. Какой смысл устраивать сцену на поминках? Я встряхнулась, словно вылезшая из воды собака, и снова нырнула в толпу. На двери красовалась чудовищно выполненная икона «Кровоточащее сердце Девы Марии». Я шагнула за порог и вдохнула холодный весенний воздух.

Я расстегнула жакет, чтобы освежиться дуновением ветерка. Машину я оставила возле дома, в северном Чикаго, поэтому оказалась в некотором затруднении. Я осмотрелась вокруг и убедилась, что Катберт и Мэллори давно уехали. Я стояла, не зная, то ли отправляться на поиски такси, то ли ковылять до станции на высоких каблуках. В это время ко мне подошла молодая женщина. Маленькая, аккуратненькая, с темными волосами, закрывающими уши, и глазами медового цвета. На женщине был светло-серый шелковый костюм с длинной юбкой и курткой болеро, пуговицы — из перламутра. В общем, все очень красиво и элегантно. Лицо женщины показалось мне смутно знакомым.

— Где бы ни был теперь Бум-Бум, уверена, там ему больше нравится, чем понравилось бы здесь. — Женщина кивнула на дом и насмешливо улыбнулась.

— Мне здесь тоже не нравится.

— Вы его кузина, так ведь? А я Пейдж Каррингтон.

— То-то ваше лицо показалось мне знакомым. Я видела вас несколько раз на сцене.

Пейдж Каррингтон была балериной из Чикагского театра балета, где выступала с сольными комическими танцами.

Пейдж одарила меня ослепительной улыбкой, неизменно приводившей аудиторию в восторг.

— Мы очень дружили с вашим двоюродным братом в последние месяцы. Старались особенно об этом не распространяться, чтобы сплетники из отделов светской хроники не разнесли эту весть по всему городу. Хоть ваш кузен и ушел из спорта, он по-прежнему считался звездой.

Это верно. Мне то и дело попадалось в газетах имя Бум-Бума. Очень странное чувство — быть близкой родственницей знаменитости. Без конца читаешь про своего родственника в газетах, и все время такое ощущение, будто пишут о ком-то постороннем.

— Мне кажется, Бум-Бум больше всего любил вас, — нахмурившись, заявила Пейдж. Даже морщина на лбу у нее выглядела элегантно. Впрочем, задумчивое выражение тут же сменилось немного печальной улыбкой. — Возможно, мы любили друг друга, но я так и не успела разобраться. А теперь мне этого уже не узнать.

Я пробормотала нечто неопределенно-утешительное.

— Я хотела с вами поговорить, — продолжала Пейдж. — Бум-Бум все время рассказывал о вас. Он очень вас любил. Жаль, что он не успел нас познакомить.

— Да. Я не видела его уже несколько месяцев... Вы едете в центр? Можете меня подвезти? Я участвовала в похоронном шествии и поэтому машину оставила дома.

Пейдж отогнула шелковую оборку манжета и взглянула на часики.

— У меня через час репетиция. Ничего, если я высажу вас где-нибудь по дороге?