Туманы сами не рассеиваются - [64]

Однако, несмотря на улыбку и, казалось бы, спокойный голос офицера, Ханнес понял, что тот очень озабочен.

Первой остановилась машина с телекамерами. Операторы в пестрых рубахах и фуражках с большими козырьками сразу же принялись за дело.

Митенцвай испуганно смотрел то на одного, то на другого оператора.

— Что с тобой? — спросил его Вагнер.

— Они нас снимают! Мы не должны допустить, чтобы нас снимали!

— Пусть снимают, — спокойно заметил фельдфебель. — Помешать им мы не можем.

— Более того, вы улыбайтесь побольше, это испортит им их затею, — посоветовал капитан.

— «А ведь и правда! — мысленно согласился с офицером Ханнес. — А то ведь все западные агентства и радиостанции постараются показать нас с кровью на руках и пальцем на спусковом крючке».

Саперы тем временем подошли совсем близко к бронетранспортеру. Все они были в пыли, лица покраснели от солнца.

На той стороне шоссе появились легковые машины, из окон которых то и дело щелкали затворы фотоаппаратов и стрекотали кинокамеры. Какие-то типы в безукоризненно белых рубашках наговаривали тексты на магнитофонные ленты.

Все шло, как в павильоне для съемок.

Когда саперы стали устанавливать столбы, один из телеоператоров настолько увлекся съемкой, что не заметил, а может нарочно, приблизился к пограничной линии. Еще мгновение — и передние колеса его машины пересекли бы ее.

Ханнес доложил об этом капитану. Вагнер тоже заметил это. Прежде чем кто-либо успел что-то сделать, он запустил мотор и, элегантно сдвинув бронетранспортер с места, поставил его так, что объектив телекамеры уставился в его бронированный борт.

Оператор, испугавшись, подал назад, но так неосторожно, что камера сорвалась со штатива и с громким стуком упала на землю.

Стоявшие в первых рядах люди оживились: одни начали ругаться, другие засмеялись над неловкостью оператора. Несколько провокаторов пытались прорваться сквозь полицейский заслон. Все объективы были направлены на незадачливого оператора, который все еще пятился.

В этот момент один из саперов подошел к бронетранспортеру и, обращаясь к Ханнесу, попросил:

— Дай мне сигаретку! А то мы все выкурили.

Ханнес, не говоря ни слова, протянул ему пачку. Вторую пачку, правда уже начатую, бросил саперу Зингер.

Солдат поблагодарил и побежал к своим.

Тут подъехала открытая машина с бургомистром и английским комендантом — полковником. Машину бургомистра эскортировали шесть джипов.

Первая машина остановилась напротив бронетранспортера. В ней были бургомистр, мужчина в гражданском костюме с большими мешками под глазами, и худощавый полковник с седыми висками и грудью, увешанной орденами.

Бургомистр повернулся к солдатам и начал внимательно рассматривать их. Кругом стало тихо. Ситуация прямо-таки сложилась смехотворная: на одной стороне толпа народа, полиция, бургомистр, английский комендант, а на другой — всего-навсего один бронетранспортер с восемью солдатами. Бургомистр сразу же понял это. Он не спеша переводил взгляд с одного солдата на другого. Застрекотали кинокамеры.

Ханнес разглядывал английского полковника. «Наверняка образованный человек. Элегантно одет, с манерами дипломата…»

— Уважаемые дамы и господа, — начал свое выступление бургомистр. Затем он стал распространяться о демократических свободах западного мира, форпостом которого является, по его словам, Западный Берлин.

Бургомистр нанизывал одно слово на другое, бросая их толпе. Полковник с безукоризненной выправкой стоял и не шевелился, а их окружали военные полицейские, вырядившиеся по столь торжественному случаю в парадную форму.

Бургомистр начал говорить о Североатлантическом пакте, о совместных задачах англичан и немцев, на которых после него более подробно остановится господин полковник, о той сильной власти, которой они обладают. Затем он рассказал о роли Великобритании в освобождении мира и задачах своей партии в борьбе за социальную справедливость и демократическое обновление Германии.

Кровь прилила к лицу Ханнеса, ему было стыдно за бургомистра, который излагал факты совсем не так, как следовало бы.

Послышался какой-то рокот, который становился все сильнее и сильнее. Бургомистру пришлось говорить громче, напрягать голос, чтобы его слышали.

Ткнув рукой в сторону заграждения, бургомистр заговорил о свободе, над которой, по его словам, сейчас нависла серьезная угроза, однако собравшиеся почему-то уже не слушали его. Они смотрели в небо, стараясь понять, откуда идет рокот и что он означает.

Шум моторов превратился в рев. Ханнес повернул голову и увидел в небе несколько вертолетов с советскими опознавательными знаками. Вертолеты подлетели ближе и зависли над пограничной линией. Рокот их моторов поглотил все: и слова бургомистра, и шум толпы, и даже перезвон колоколов на башне собора, пробивших два часа.

Спустя минуту публика заметно заволновалась и начала расходиться, не дожидаясь окончания речи. Английский полковник бросил взгляд сначала на вертолеты, затем на пограничников, пожал плечами и, отвесив поклон в сторону заметно поредевшей толпы, дал знак шоферу ехать.

Бургомистр обеими руками помахал толпе и попытался улыбнуться, но улыбка получилась вымученной.