Туманная река 4 - [44]

Я встал, прошёлся до двери и открыл защёлку. А когда моя голова высунулась в коридор, то в темноте кто-то меня быстро чмокнул прямо в губы. Затем послышались убегающие шаги и приглушонный девичий смех.

- Детский сад, - пробормотал я, захлопывая свою дверь.

Кстати, ближе под утро мне приснилась черноволосая красавица Мара в белом одеянии. «Будь аккуратней, - прозвучала у меня в голове её мысль. – Что-то пошло совсем не так».

Глава 17

В среду вечером и до дискотеки, и в перерыве на антракт, и после танцевального вечера я несколько раз попытался поговорить с Лизой. Но услышать что-то внятное, кроме того что я должна всё ещё раз взвесить и обдумать, я не смог. Ещё несколько дней назад у нас «срывало крышу» от взаимного притяжения, а сейчас как будто наши чувства «окатили ледяной водой».

- Что-то пошло совсем не так, - пробурчал я себе под нос, когда мы поковали инструменты. – Стоп! Это же слова Мары из сегодняшнего предутреннего сна.

- Чё говоришь? – Остановился рядом Санька Земакович.

К тому времени кроме его и Вадьки Буракова в репетиционной комнате никого уже не осталось. Толик, Наташ и Лиза ещё раньше уехали по домам на такси.

- Классно отыграли, - пролепетал я.

- Да ну, - сказал Вадька, бережно укладывая в плотный кофр свою фирменную бас-гитару. – Особенно во втором отделении, чуть ли не в финале каждой композиции одна и та же сбивка на ударных. Халтура!

- А кто, когда исполняли «Там, где клён шумит» во время бриджа убежал на басах не в ту степь? – Зло ухмыльнулся Земакович.

- Дед Пихто! – Не выдержал я. – В пятницу в студии на записи нового альбома подерётесь. Да и, кстати, сбивки в финале были все не очень, - попенял я Саньке. – И на бридже тоже лажа получилась, но! – Я поднял указательный палец вверх. – Всё это мелочь по сравнению с мировой революцией! – Хохотнул я.

Мужики же с уязвлённым профессиональным самолюбием лишь вяло улыбнулись и зло покосились друг на друга.

- Богдаш, меня к Маше подкинешь? – Спросил Зёма, застегивая чехлы на барабанах.

- Устроите сегодня рОмантик при свечах? – Понимающе покивал я.

- Не знаю кому как, а нам и без света хорошо, - хмыкнул Санька. – Тем более Галина Сергеевна лишь завтра днём из командировки возвращается. Лафа.

«Хоть у кого-то личная жизнь складывается», - думал я, подъезжая к своему дому. В салоне микроавтобуса уже несколько минут похрапывал Вадька Бураков. «Тоже, наверное, семейная жизнь бурлит, раз за пять секунд отрубился», - посмотрел я на него с завистью.

- Сдаём бельё, поезд прибывает на станцию конечную! – Я толкнул друга в плечо.

- Это что уже Вильнюс? – Вадька посмотрел в осеннюю темень за окном осоловелыми глазами, затем бросил мутный взгляд на меня и помотал головой. – А-а! Представляешь, приснилось, что мы на гастроли поехали. А где этот, чудик?

- Зёма у Маши остался, - я пожал плечами.

- Зёма? - Бураков похлопал ладонями себя по щекам. – Да, нет! То был не он. Присниться же ерунда всякая.

В квартире меня встретила обстановочка, к которой я уже стал постепенно привыкать. Если вчера на кухне две театральные грации сидели под магнитофон и шампусик, то сегодня посиделки совершались под гитару. Причём хрипловатым баритоном развлекал барышень сам Владимир Высоцкий.

Я поля влюбленным постелю,

Пусть поют во сне и наяву!

Я дышу — и значит, я люблю!

Я люблю — и, значит, я живу!

Финальный аккорд вылетел из-под руки поэта, точнёхонько с моим появлением в маленькой хрущевской кухоньке. «Вторая рубашка пошла», - мысленно проговорил я, когда увидел Нину Шацкую в моей новенькой домашней веще, купленной сегодня утром. Так как первая окончательно перекочевала в гардероб Светы Светличной. Так никаких рубашек не напасёшься! И самое главное никого это не волнует! Обнаглели и чувствуют себя, как дома!

- Ты где застрял?! – Загудел бард. – Уже час, как твои танцульки должны были закончиться! У нас завтра же премьера!

- А у меня завтра жеребьёвка баскетбольной Евролиги, - отмахнулся я.- Люди приедут из Праги, Берлина, Варшавы, да много ещё откуда. Так что с того?

- Мы тут рубашку ещё одну твою взяли для Нины, - улыбнулась Светличная.

– Мы потом постираем, - сказала Шацкая, поправив подол моей шмоточки, которая по длине тянула максимум на мини юбку.

- Поесть приготовили? – Мне захотелось за что-нибудь девушек, которые тырят мои рубашки, отчитать.

- Суп-лапша с курицей, - немного обиделась Света.

- Да погодите вы с курицей! – Завёлся Высоцкий. – Нам песню нужно новую к завтрашнему дню сочинить! Раз «Охоту на волков» нельзя, давай садись, помогай придумать, что можно.

- Пусть сначала поест, - остудила рабочий порыв поэта Нина. – Видишь, какой злой. Сейчас подобреет.

В принципе Шацкая была права. После супа-лапши с курицей, минут через двадцать, меня самого потянуло на сочинения новых песен. Девушки, чтобы не мешать творческому процессу, удалились в гостевую комнату, где в сотый раз устроили прогон юмористического номера про «Аваса». А Владимир Семёнович, взяв пару блатных аккордов, сказал:

- Начало предлагаю такое. Я не люблю, когда мне лезут в душу, тем более, когда в неё плюют! Я не люблю ни яблоки, ни грушу. И ненавижу праздничный салют…