Туманная река 4 - [30]

Помоги мне! Помоги мне!

В желтоглазую ночь позови

Видишь, гибнет, ах сердце гибнет

В огнедышащей лаве любви…

- Хорошая песня, - улыбнулся Бурков.

- А потом Галя начинает медленно раздеваться, - я встал из-за стола и показал, как это примерно делается. – И тут пуговица от застежки лифчика отрывается и попадет прямо в глаз Мише, то есть Жоры. Немая сцена! Миша с выбитым глазом, Галя в одних трусиках, весь зал в культурном шоке. И самая главная коронная фраза: «Невиноватая я, он сам пришёл!» Занавес. Ча-ча-ча! Как? – Я громко выдохнул.

Светличная несмело улыбнулась и посмотрела на Буркова. Жора нервно поёрзал на табуретке. «И хочется, и колется и мама не велит», - хохотнул я про себя.

- В одних трусиках перед всем залом? – Наконец выдавила из себя красавица актриса. – Это слишком смелая роль для меня.

- А давай мы под халат наденем закрытый купальный костюм, - предложил находчивый Бурков. – Песня-то хорошая!

- Если главный режиссёр скажет, то я согласна, - тихо пролепетала Света.

- Во-первых, главный режиссёр у нас где-то запропастился, - я тоже налил себе чая. – А во-вторых, я же просто пошутил. Да нас за развращение советских женщин посадят быстрее, чем закончится спектакль. Запомните, в СССР секса нет!

- Чего нет? – Оживилась Светличная, которой в одних трусиках бегать перед толпой возбуждённых зрителей, совсем не улыбалось.

- Слово секс происходит от латинского sexus, то есть пол, - я сделал несколько глотков горячего чая. – Значит выставление на всеобщее обозрение того, что мужчина и женщина делают за закрытыми дверями, или толстые намёки на это, это и будет секс.

- Секс, - повторил незнакомое слово Бурков. – Нужно будет сегодня в дневнике сделать соответствующую пометку.

- Только без картинок, - хохотнул я. – Всем доброго вечера, вижу в квартире порядок, поехал я на Большой Каретный, спать.

Глава 12

Перед сегодняшней пятничной хоккейной жеребьёвкой в спорткомитете я решил посетить квартиру Семёна Болеславского. Может, заболел человек, может, ему помощь нужна? А может быть он, как трусливый капитан, первым решил сбежать с тонущего корабля любительского театра? С неопределившимися чувствами я постучал в его дверь. Но открывать мне не спешили. Однако я случайно услышал, что в квартире что-то звякнуло. И если это не привидение с моторчиком, то кроме Семёна не кому. Собаки у него нет, кота тоже, и вообще к живности Болеславский был равнодушен. Я когда его до квартиры транспортировал, заметил это чисто автоматически.

- Семён Викторович! – Крикнул я и ещё пару раз бухнул кулаком в дверь. – Если не отзовётесь, то я вызову слесаря, и мы вам замок оторвём в три счёта. Если вам медицинская помощь нужна, то попробуйте что-нибудь уронить!

Я снова прислушался. Но вместо грохота от падающего стула или книги, замок перед моим носом щелкнул, и в проёме двери показалось лицо виновато улыбающегося Болеславского.

- Ну чего не открываете? - Я решительно вошёл внутрь. Не хватало, что бы мне морочили мозги прямо на лестничной площадке. – Я вижу, вы всё, с театром решили завязать? На репетиции – нет, на спектакле тоже нет. Захотелось пойти на фабрику детских игрушек?

- Зачем? – Опешил от моего напора Семён.

- Пищалки куклам вставлять, - я заглянул на кухню, потом в комнату. Странно, спиртного на столах не наблюдалось, впрочем, таблеток и прочих лечебных пузырьков тоже не было. – А что самое место режиссёрам неудачникам – обучать художественному писку кукол и медведей.

- Меня в другой театр пригласили, - признался Болеславский. – В настоящий. А нас во вторник закроют. Смотрите что про «Иронию судьбы» в газетах пишут.

Я приподнял один печатный орган, который сообщал, что почётный стропальщик седьмого разряда возмущен посещением спектакля. «Перед детьми было стыдно», - утверждал он в статье.

- Вранье, - сказал я, отбросив газету в сторону. – У нас на афише возрастное ограничение дети до шестнадцати.

Тогда я взял ещё одну многотиражку. Конструктор кого-то цеха жаловался, что воскресный вечер безнадёжно был испорчен, после просмотра спектакля об аморальном поведении советского труженика в новогоднюю ночь.

- Опять вранье, - я порвал на кусочки газетный лист. – У нас в воскресенье нет вечернего спектакля, только дневной. Ладно. Всё что не делается - всё к лучшему. Главное я вижу, вы здоровы, совесть вас не мучает. Поставите что-то в настоящем театре, позовите на премьеру. Хоть одним глазком гляну, на что вы нас променяли. А впрочем, не стоит. Не люблю театр, мне в реальной жизни разных артистов вот так хватает, - я поднял ладонь выше головы. – Настоящий мастер никогда и ничего не боится. Если театр закроют, то его нужно открыть пусть и с другого входа.

Я развернулся и захлопнул дверь прямо перед лицом Семёна Викторовича, который что-то пытался возразить, но не находил нужных слов. А мне ждать нужных слов было некогда.

В здании ВЦСПС на Ленинском проспекте я уже примелькался. Весёлый дедушка на проходной, когда я показывал свой паспорт, просто махнул рукой. Что означало: «Топай, давай и без тебя работы хватает». Перед кабинетом, где устраивала заседание Федерация хоккея с шайбой и хоккея с мячом уже толпились люди. Самый высокий по росту баскетболист Московского «Динамо» Юрий Корнеев тоже нетерпеливо мялся с ноги на ногу.