Туманная река 4 - [24]

- Мери-и-и! – Наконец высказался Витюша. – Хочу!

- А Татьяну Владимировну? - я напомнил писателю о его неугомонной подруге, которая скакала в большой комнате, как молоденькая козочка под песни нашей группы.

- Нет, - коротко выдавил из себя Прохоркин.

- Понимаю, у вас сугубо деловые отношения? – Я попытался уложить студента на раскладушку в вертикальное положение и накрыть легким одеялом.

Витюша вяло попытался выкрутиться, но потом, махнув рукой, перевернулся на бок и затих.

- Б…ять! – Последнее, что он произнес, перед тем как закрыть глаза.

- Это жестокая правда жизни, - похлопал я писателя по плечу. – Толи ещё будет, когда станешь известен на всю страну.

Ближе к двенадцати часам ночи народ, утомившись веселиться, стал расходиться по домам, комнатам и койкам. Первыми ускользнули в свою отдельную квартиру Вадька с Тоней. Затем незаметно по-английски уехали Высоцкий с Шацкой. Актёров любителей из строительного треста пришлось развести на микроавтобусе самому, иначе их до утра не выпроводишь. Режиссёра Семёна Болеславского тоже доставил до порога дома. Санька с Машей, назло мне, закрылись в моей же комнате. Володя Трещалов, который всё больше налегал на коньяк, зачем-то потом хлебнул шампанского. Пришлось отвести его в маленькую комнату, где уже храпел Витюша и уложить на ещё одну запасную раскладушку. Девочки фабричные, которые за вечер несколько раз обслюнявили Толика, тоже как-то отключились внезапно. Уложили их там же в большой Санькиной комнате. На кухне остались самые стойкие, мало и совсем не пьющие люди: Наташа, Иринка Симонова, Лиза Новикова, Светлана Светличная, неугомонная Татьяна Владимировна, Толик и я.

- Богдаша, - передал мне гитару Маэстро. – Давай что-нибудь по такому знаменательному случаю сочиним, прямо здесь и сейчас.

- Про нас, про женщин, - добавила главный редактор «Пионерской правды».

«Если про вас, - хохотнул я про себя. – То тут либо «Гуляй, шальная Императрица» либо «Мадам Брошкина», на крайний случай «Главней всего – погода в доме». Но потом я посмотрел на Лизу, на Иринку, на Наташу и даже на Свету Светличную, у которых в глазах читалась какая-то скрытая тоска, и понял, что сейчас исполню.

«Музыка Дунаевского, слова Рождественского, - сказал я про себя. – Исполняется впервые». И заиграл песню из кинофильма «Карнавал», ту в которой главная героиня пела и металась около телефонных автоматов.

Позвони мне, позвони!

Позвони мне, ради Бога!

Через время протяни

Голос тихий и глубокий…

Глава 10

В четверг утром, на Ярославский вокзал я приехал загодя. Сюда в течение часа должны были прибыть сразу три пассажирских состава с восточных окраин нашей необъятной Родины. Каким же решил воспользоваться «самородок» из Перми, Георгий Бурков, я не знал. Поэтому набравшись терпения, принялся ожидать следующие поезда: первый Владивосток – Москва, второй Пермь – Москва и если понадобиться третий Новосибирск – Москва. Кстати, Бурков мог и не приехать вовсе. И хоть я в телеграмме написал то, от чего будущая звезда советского экрана отказаться не могла, всё равно, вероятность, что Георгий не приедет - была большой.

И пока я расхаживал по территории вокзала, слушая монотонную речь диктора, невольно ловил себя на мысли, что это однозначно место магическое. Потому что тут пересекались разные эпохи и времена. Например: мне встретился бородатый мужичок с котомкой в лаптях, который вполне органично мог бы смотреться на поклоне у Ивана Грозного. Затем я увидел двух парней одетых в такие же, как и у меня джипсы. Ну и конечно я заметил в толпе щипача в широченных штанах по моде из годов тридцатых. «Какой вокзал может быть без воров-карманников? – Ухмыльнулся я. - Это даже как-то и не интересно».

- Бабуля почём пирожки? – Спросил я женщину, закутанную в старую серую шерстяную шаль.

- Чехо? – На меня обернулась девушка в веснушках с широким деревенским лицом. – Ась?

- Извини, - пробурчал я себе под нос. – Пирожки, говорю съедобные? Или из консервантов?

- Чехо? – Девица захлопала глазами. – Это из зайчатины, это из яйца, это из капусты. Из консервов не делам.

- Понятно, натур продукт! - Хохотнул я, присматривая себе парочку ещё горячих пирожков.

- Чехо? – Девушка снова растерялась. – Из натуры тоже не делам, это из зайчатины…

- Понял, я понял, - перебил я барышню, так как диктор объявила поезд из Владивостока. – Один с яйцом, один с капустой.

Я быстро сунул продавщице десять рублей, схватил пирожки и поспешил на перрон. Однако девушка с корзинкой побежала следом.

- Парень! Парень слышь! У меня сдачи-то нет! – Перекрикивая шум толпы, твердила мне в спину она.

- Это на чай, - я резко остановился, и продавщица чуть не залепила мне корзиной в живот.

- На какой? – Опешила девушка. – На хрузинский?

- Да хоть на Цейлонский, - улыбнулся я.

- Парень, а ты случаем не холостой? – Расплылась в широкой улыбке продавщица.

- Многоженец! - Хохотнул я и побежал на перрон, где уже тормозил состав из далёкого Владивостока.

Почти десять дней тряслись пассажиры с берегов Тихого океана в столицу Советского союза. И это явственно читалось на опухших лицах людей, которые спускались из вагонов. Я вынул из внутреннего кармана заранее заготовленную табличку с надписью: «Бурков!» И стал всматриваться в прохожих, которые тащили сумки и чемоданы. Прошла минута, две, пять, наконец, перрон опустел. Я вернулся к микроавтобусу, залез в салон и поудобней устроившись в пассажирском кресле, ещё раз вспомнил вчерашнее новоселье.