Туман войны - [109]

— У меня слишком мало людей, Герман. А те, что есть измотаны и ещё одна прогулка по местным лесам может существенно сказаться на их эффективности. Риск провала очень велик, можем навредить, а не исправить. К тому же, даже для скрытной инфильтрации, у меня в группе недокомплект — в строю осталось только трое бойцов, включая меня самого.

— Но в рапорте было сказано…

— Лейтенант Клименко, наш радист, сейчас находится в состоянии нервного шока. Для полевых операций он не пригоден, сейчас Клименко хуже мёртвого — он балласт. Инженер-связист Иванов мне вообще не подчиняется, а приданое ему подразделение охраны несёт службу в узле связи и опять же для наших целей не годиться. В строю остались только я, лейтенант Вячеслав Белых — наш взрывотехник; и пулемётчик лейтенант Александр Горелов. Для проникновения и полномасштабной диверсионной акции этого недостаточно, даже если бы не было авральных обстоятельств нужна как минимум неделя на подготовку. Поймите меня правильно: я не отказываюсь выполнять приказ, просто сообщаю, что имеющимися силами, мы его выполнить не сможем.

Шмидт вопреки моим ожиданиям не стал настаивать и топать ногами. Вообще, это был какой-то нетипичный начальник, не было в нём того налёта начальственной спеси, так быстро приобретаемой на командных должностях и в синекуре вроде посольства страны, где всё кричит од отдыхе, несмотря на мелочи вроде кокаиновых войн. Вопреки воплям газет и телевидения, война в Колумбии курортных мест не касается, поскольку это вредно для имиджа страны и само собой для вложений в легальный бизнес. А отмывают деньги не только наркобароны, но и их прикормленные помощники их местной администрации, армии и полиции.

— Товарищ капитан — Гера наклонился вперёд, от чего линзы очков забликовали в редких лучах солнца пробившихся в окно — Егор Савич… Времени на подготовку акции просто нет: наш человек на базе говорит, что те самые солдаты, с которыми вы столкнулись у речки неделю назад уже снова выходят на охоту. К счастью, мы знаем способ как их вывести из строя, но для этого нужно проникнуть на базу. Наш источник сегодня уже убыл на авианосец, кроме того, это не полевой агент, он всего лишь информатор. В этом вся беда наёмников — рисковать они никогда не станут, иначе полученные деньги некому будет тратить.

— А чего меня-то убеждать? Я повторяю: провалим всё только, а сделать ничего не сделаем. Не хуже вашего понимаю, что такое приказ! Просто на смерть идём, а толку будет чуть…

Досадуя на непонятливого штатского, я только и мог, что с силой сжать кулаки. Ну как ещё ему сказать, что не надо меня уговаривать я не набиваю себе цену. Пойти-то несложно, но вот при такой плотной охране засветимся ещё на втором кольце охраны и ляжем все. Гера поднялся и пройдясь по комнате из конца в конец, выложил свой последний козырь:

— На усиление к вам прикомандировываются ещё двое офицеров из состава советнического корпуса, обоих вы знаете по перуанскому транзитному маршруту. Это капитан Седельников и старший лейтенант Мурзин, они прибыли в качестве сопровождающих заместителя военного атташе. Сейчас, наверное, уже прибывают в лагерь.

Никиту Мурзина я знал ещё по брянскому центру, это был простоватого вида парень, больше всего похожий внешне на сказочного Емелю. Добродушный, флегматичный по характеру он выделялся среди прочих слушателей редкостным терпением и усидчивостью. Из-за этого и ещё за удивительное знание всяческих охотничьих премудростей выбор преподавателей был почти сразу очевиден — инструкторы готовили снайпера-универсала. И надо отдать им должное, Мурзин не провалил ни одного экзамена, включая самый жёсткий, когда его как матёрого уголовника, гонял по чащобам чуть ли не полный полк «вованов». Тогда Никита вышел в точку эвакуации спустя две недели сидения во вполне комфортной землянке, которую он одолжил на время у каких-то дореволюционных охотников. Замшелый сруб почти по самую крышу ушёл под землю, но что сделается проморённому вековому «листвяку», который только крепче со временем. Ел всякие корешки, лягушек, червей, а также «солдатское счастье» — луковицы тюльпана, которые ел то сырыми, то печёными в золе. Солдатики съев всю тушёнку и распугав местную живность так и ушли тогда ни с чем. Но несмотря на свои грозные навыки, Никита был парнем совершенно флегматичным и больше всего любил придавить минут по сто-сто пятьдесят на массу. При этом, если нас приходилось отучать от храпа, то наш Емеля спал как сурок — совершенно беззвучно. За это и за общий невероятно здоровый вид, он получил прозвище «Мурзилка», на которое иногда обижался, но с начальством не спорят, пришлось привыкнуть. Я же дал ему про себя другое, более соответствующее характеру стрелка — Баюн. Стрелял Никита из всех видов нашего и доступного импортного оружия лучше всех во взводе, но всякие ружьишки с оптикой любил совершенно без оглядки.

Седельников был тоже стрелком, но лично для меня слыл личностью неудобной: слишком нетерпелив и заносчив, из-за чего ему трудно было работать в группе, его чаще, чем Мурзина посылали в «автономку», поскольку неуживчивый характер Андрей Седельников компенсировал виртуозным исполнением поручаемых ему заданий. Но явного солиста, тоже можно использовать, и несмотря на общую безнадёгу, у меня даже вырисовался план, как его умения можно будет применить с пользой для всех. Подкрепление в лице ещё двух, хорошо знакомых мне бойцов, было хорошим подспорьем. Но шансы на успех по-прежнему были неблестящие. Однако, идти всё равно придётся, поэтому скрепя сердце я кивнул связнику, мол продолжай дальше.