Туман - [2]

Прильнув ухом к полу, Андре отчетливо различал регулярный ход маятника; следуя за его траекторией, в точку зенита переместился и Андре. Прочным лезвием складного ножа он старался прорезать наблюдательное отверстие между сросшимися паркетными елочками. Желтые деревянные прожилки, оказавшиеся противником серьезным, сопротивлялись напору стального лезвия, тогда как промежутки, затертые щеткой, поддавались довольно легко. Сначала Андре перерезал волокна поперек, затем всаживал лезвие вдоль и откалывал, налегая всем телом, щепки длиной в спичку.

В ослепительном проеме открытого окна, где-то очень высоко, жужжал самолет - словно сверкающая точка, которая при мигрени мелькает перед прищуренными глазами и даже не собирается останавливаться. Бомбы не падали. Батареи ПВО, расположенные совсем близко, за мостом, на жужжание не отвечали.

Он снова взялся за нож.

Вот если бы опять началась бомбежка и адвокат оставил бы дверь открытой...

IV

Адвокат засучил рукава, энергично почесал грудь в вырезе мантии - скрип скребка по крупу кобылицы, - повесил свою шапочку на отполированную шишечку балюстрады и начал защитную речь.

- Господа присяжные заседатели, - произнес он, - оставим в стороне причину убийства, обстоятельства, при которых оно было совершено, а также само убийство. Что в этом случае вы вменяете в вину моему подзащитному?

Присяжные заседатели, ошарашенные новой для них постановкой вопроса, продолжали молчать. Судья спал, а прокурор уже давно продался немцам.

- Поставим вопрос иначе, - продолжал адвокат, радуясь первому успеху. Если не учитывать скорбь родственников пострадавшего - скорбь, вне всякого сомнения, обоснованную и достойную с моей стороны искреннего преклонения, если абстрагироваться от необходимости, перед которой оказался - в состоянии законной самообороны, - добавлю я с вашего позволения, мой подзащитный, убив двух отправленных для его задержания полицейских, в конце концов, если не принимать во внимание ничего, то что остается?

- Ничего, - был вынужден признать один из заседателей, учитель по профессии.

- Таким образом, если мы примем во внимание, что с самого раннего детства мой подзащитный общался исключительно с бандитами и убийцами, что на протяжении всей жизни развратное поведение являлось для него нормой, что он последовал дурному примеру и нашел подобное существование для себя настолько естественным и приемлемым, что сам стал развратником, бандитом и убийцей, - то что мы можем из этого вывести?

Присяжные чувствовали себя совершенно потерянными в потоке этого красноречия, а бородатый старик из крайне правых зачарованно наблюдал, как разлетаются брызги адвокатской слюны. Ни с того ни с сего учитель, посчитав своим долгом ответить, выкрикнул: "Ничего!" - и тут же густо покраснел.

- А вот и нет, господин присяжный заседатель! - возразил адвокат с такой силой, что оконное стекло лопнуло, а осколки посыпались на публику. (Подбил их к этому он еще утром.) Мы из этого сделаем вывод, что, если бы мой подзащитный находился в благонравной среде, у него бы формировались лишь благонравные привычки. "Asinus asinum fricat"1 - гласит пословица, но недоговаривает, что обратное может быть тоже верным.

Учитель задумался, силясь понять, что может быть обратным ослу, но это усилие его так утомило, что он весь обмяк и, не покидая своего присяжного места, скончался.

- Однако, - в заключение сказал адвокат, - то, что я вам только что рассказал, было неправдой. Мой подзащитный принадлежит к весьма почтенной семье, он получил блестящее образование; свою жертву он убил, чтобы украсть сигареты, убил умышленно и полностью отдавая себе отчет в содеянном.

- Ну и правильно! - вскричали присяжные в один голос и после краткого совещания душегуб был приговорен к смертной казни.

Адвокат вышел из Дворца Правосудия. Домой он ездил на велосипеде; вот и сейчас он аккуратно опустил свой зад на сиденье, дабы ветер, раздувая полы его широкой мантии от Пике, открывал всем встречным его волосатые ляжки, как того требовала мода. Под мантией он носил широкие подштанники из красной материи и носки на резинках.

Не доезжая до своего дома, он остановился как вкопанный перед витриной антиквара. Голландские часы предлагали очарованному взору необыкновенное зрелище: многослойный циферблат, на котором фазы луны отмечались чередой постепенно набухающих полумесяцев, из коих последний являлся, собственно говоря, уже новой полной луной, обрамляемой золотой и черной каемкой. А еще на резном фронтоне можно было прочесть день, месяц, год и возраст часовщика.

Подзащитный, которого он только что подзащитил, в счет оплаты отписал ему по дарственной все свое состояние. Осознавая себя полноправным наследником, так как благодаря его усилиям преступник был приговорен к смертной казни, адвокат посчитал уместным отпраздновать сей счастливый день покупкой новых часов. Он решил не брать да с собой, поскольку при себе имел наручные, и сказал, что пошлет за ними кого-нибудь потом.

V

Свет пробивался через маленькое квадратное отверстие в полу и лениво растекался по потолку рядом с сидящим пауком.