Туман Лондонистана - [40]

— Как вам это удалось?

— По номеру машины. И адрес его имеется, и несколько фотографий. Готовы подвезти вам. Куда и когда?

Раджу я доверяю, но не в свою же гостиницу вызывать курьера?

— Я бы предпочел сам к вам заскочить. Семь утра не рано? — Радж молчал. — Семь тридцать? Семь сорок пять?

— Магазин открывается в девять, — кротко сообщил Радж. Но тут же добавил: — Знаете, как можно поступить? Через три дома от нас есть индийская булочная. Называется без затей: «Свежий нан». Тоже наша. Там утром работает один из моих племянников. С проволочками на зубах, если помните.

— Помню.

— И он вас знает. Купите чесночный нан, и он положит в пакет ваши фото. Не в тот же пакет, — поспешил добавить индиец.

— Отлично, договорились. Ну и, если бы я был совсем невыносим, я бы спросил, удалось ли поставить маячок в машину и журналисту?

Радж засмеялся — заливисто так, открыто.

— Мы попробовали, но, видимо, без большой фантазии. Потому что в том месте, под бампером, уже прилеплен один. Может, где-то есть и еще, мы всю машину не проверяли.

Ну да, Ашраф же говорил: этот парень работает на всех.

— Тогда его лучше не отслеживать, только засветитесь.

— Наоборот. Мы уже частоту маячка вычислили и к нему подключились. Не бойтесь, нас засечь невозможно. Но наружное наблюдение при таком раскладе действительно рискованно.

Оно, может, и не понадобится, подумал я, снова засыпая. Посмотрим завтра, что этот ливанец рассказал Ашрафу.

За два дня до похищения

1

Я прислушиваюсь к своим снам. В сущности, впечатления и ощущения, которые мы испытываем и наяву, так призрачны, так причудливы, так быстро теряют реальность, оказываясь в прошлом. И раз так, чем они отличаются от сновидений? Я часто мучаюсь, видел ли я что-то, когда бодрствовал, или во сне. Мне действительно кто-то сказал то или это или мне это приснилось? Небанальная такая особенность для человека моей профессии.

В ту ночь впервые за многие годы я увидел во сне Риту. Это моя первая жена, которая вместе с нашими двойняшками погибла в перестрелке в начале нашей жизни в Штатах. Первое время она приходила ко мне чуть ли не в каждом сне, потом стала появляться все реже и реже. Каждый знает это по собственному опыту — мертвые удаляются от нас. Я даже где-то читал, что их нельзя удерживать, думая о них все время. Им тяжело оставаться на привязи, их нужно отпустить.

Рите сейчас было бы сорок четыре, но ей всегда будет двадцать девять. Когда она ушла, она была еще в расцвете той волшебной привлекательности, которую французы называют «красота дьявола». Она и приснилась мне такой: сияющей, с тяжелыми густыми волосами, прямым носом и ямочкой на левой щеке, когда она улыбалась. А она пришла веселой, счастливой, кинула на постель бумажные пакеты с ручками из фирменных магазинов и подошла поцеловать меня. Она ходила купить себе что-то из одежды на лето, хотя шопингом в Сан-Франциско Рита без меня занималась, может, пару раз, не больше.

— Ну, показывай. Что купила? — спросил я.

Рита загадочно улыбнулась. И опять эта ямочка на щеке пропечаталась. Я ведь о ней и не вспоминал, когда думал о Рите, а вот поди же: бессознательное мое о ней и не забывало. Не переставая улыбаться, она взяла один из пакетов и сказала мне:

— Отвернись.

Я закрыл глаза. Зашуршала бумага, потом одежда, которую снимали и которую надевали.

— Теперь можешь смотреть, — сказала Рита, и по голосу ее было ясно, что на ней сейчас что-то необыкновенное: красивое или очень смелое.

Рита была стройная от природы, да еще и ходила заниматься фитнесом — на ней не было и миллиметрового слоя целлюлита. Я ожидал, что это будет купальник, какое-нибудь крошечное бикини. И, открыв глаза, замер — на Рите была черная паранджа. Глухой балахон, закрывающий ее с головы до пят, с узкой прорезью для глаз. Это были ее глаза — карие, глубокие, — но это была уже не Рита.

От ужаса я проснулся. Сердце громко лупило мне в грудь. Рита! Откуда ты пришла? Где ты была? Я понял, как я по ней соскучился. Я очень люблю Джессику, но Рита ведь тоже и очень давно часть меня. Я эту часть не всегда ощущаю, но от этого она не перестала существовать.

При этом Рита — я верю, я это чувствую — не исчезла совсем. Она где-то есть, она живет не только во мне. И сейчас она пробралась ко мне откуда-то очень издалека неслучайно. Она хотела мне что-то сказать, что-то важное.

Я встал, залез в холодильник и достал пузатую бутылочку «Перье». Сделал пару глотков и снова сел на постель, расставив колени. Спокойно: сны поддаются анализу. Все они — за исключением самых простых, в которых исполняются наши желания или проговариваются наши страхи, — метафоры. Это — единственный язык, на котором умеет говорить бессознательное. Так, простыми заученными понятиями, я пытался унять кровь, которая колотилась у меня в висках.

Про паранджу понятно. Сообщение, которое я должен был расшифровать, было связано с тем, чем я сейчас занимался, — с мусульманами. Что там еще было значимого? Я ожидал увидеть одно — загорелое, гибкое, желанное тело Риты, едва прикрытое одеждой. А получил полную противоположность — глухой балахон, только одежду, если не считать узкой полоски Ритиных глаз. Этот контраст тоже как-то важен.