Туман. Квест «Похититель Душ» 2 - [50]

Так что этот потайной ход только считался таковым, поэтому Алиса и не возражала, спускаясь за мной и придерживая рукой живот. В полутьме бывшей кухни, превращённой в небольшой кабинет на семь столов, никого не было кроме Патрика. Он потел и постоянно торопил нас, прислушиваясь к происходящему, даже пытался помочь Алисе с переодеванием, пока я не привёл его в чувство зуботычиной. После этого его манеры стали значительно лучше и через несколько минут это крыло дворца покидал пара слуг и беременная служанка, в чистой, но не новой одежде. Переворот переворотом, но на слуг почему то обращалось очень мало внимания. Пройдя через все кордоны, бледный от волнения с беременной женой на руках, мы попали во внешний город, то есть собственно Лилу. Если захотят, то отследить таких ничего не стоит, поэтому мы отправились лишь в сопровождении Патрика в небольшой кабак, ближе к Восточным воротам. Я молча следил, как Патрик договаривается с хозяином о комнате для своих хозяев, потом бьёт по рукам и отводит нас наверх.

Второй этаж, средних размеров комната: для меня нынешнего — однозначно мелковата, скорей чулан, а не комната; для меня в прошлой жизни — приличное помещение, которое можно разгородить на несколько поменьше. Патрик попрощавшись, отправился к своей родне, обещав прислать мальчишку с печаткой, которую я ему подарил.

* * *

Патрули, патрули — одни патрули. За пределами дворцового города чувствовалась напряжённость, которую создавали серо-голубые мундиры вызванных с западных владений: войска, традиционно поддерживающих кронпринца. Только эти поддерживали «настоящего» кронпринца, а не «непонятного калеку, одержимого демонами». Именно так доложили мне люди Патрика. Краснокоричневые, охрана дворцового города, разделились, правда очень неровно: четверть народа, только что набранного и не успевшего проникнуться городским духом, стояла за меня, как за истинного наследника, а большая часть — за человека, который их подкармливали и являлся их командиром.

Мы торопясь шли, пугливо озираясь на громкий шум и быстро пересекая открытые участки. В общем не выделялись из толпы, следуя за шустрым пацанёнком, который нёсся так, что периодически терял нас, потом возвращался, находил и смотрел с немым укором, словно говоря с укоризной: «ну что ж вы так….».

Табор показался неожиданно. Вот только что мы почти бежали по улице, стараясь успеть за цветастой рубахой проводника, завернули за угол и… попали в шум рынка, в самое сердце того места, которое с брезгливостью и страхом обходят обыватели. Нас оторвало друг от друга и закрутило, я только услыхал как со страхом пискнула Алиса.

Сплошные трюки с переодеваниями. Хорошо ещё, что Патрик не подвёл, его родня должна была сегодня покинуть Лилу. Правда моя жена мало походила на местных цыган, но стоило отдать её на пару минут в руки парочки толстых усатых женщин, в тёплых безрукавках, как через пару часов меня встретила черноволосая молодушка ни капли не похожая на белокурую бледную девицу, боязливый взгляд только выдавал прежнюю Алису. Я тоже не терял времени даром, переодеваясь в алую рубаху и чёрные скрипящие сапоги. Вот ведь зараза, такое ощущение, что цыгане везде одинаковы, правда эти больше похожи на театр Ромен, чем на настоящих. Всё такое блестящее и… искусственное, ажно оторопь берёт. До самого утра мы проторчали на рынке, под заунывные песни, вопли стражи, негромкие разговоры и бряканье гитары. Рано утром табор стал собираться, вытягиваясь в длинную колбасу, направляющуюся к восточным воротам, где и возникла небольшая свалка. Собравшиеся мужчины громко ругались с охраной, наотрез отказавшейся выпускать табор до особого распоряжения градоначальника. Цыганки задирали юбки и показывали страже задницы, потом поворачивались, громко кричали, призывая на их головы все возможные кары, из которых импотенция (чтоб у тебя отсох), была самым ласковым пожеланием. Те плевались, краснели, делали оберегающие знаки, но она отрез отказывались выпускать их из города. Мне кажется, что если бы не было человек пять серо — голубых, насторожено следивших за стражей, то весь табор бодро проскрипел бы в приоткрытую щёлочку ворот.

Поняв, что уйти не удастся, табор стал разворачиваться обратно, но не получилось. Нас не только не выпустили за ворота, но и не пустили обратно, выделив место на котором табор начал шумно устраиваться. Нас переправили в город под покровом темноты, как мне мешала женщина рядом со мной, кто бы знал. Уцепившись за мою руку, она с таким испугом осматривалась вокруг, что люди удивлялись. Не нарочно, но я ударил её. Таких больших глаза, наполненных слезами я никогда у неё не видел. А что было делать, когда патруль начал уж слишком пристально присматриваться к нам. Я вырвал руку, а когда она попыталась по новой уцепиться за неё, наорал и дал ей пощечину. Помогло, стража поржав над нами, направилась дальше, а я пошёл дальше, как достойный человек, с семенящей позади женой, старающейся не отстать, к тому же явно беременной. Больше она за руку меня брать не решалась, а у меня так было муторно на душе, что хотелось плакать.