Было около одиннадцати, когда мы подъехали к нашему дому. Папа меня высадил, а сам поехал ставить «Буран» на стоянку.
Я уже взялся за ручку парадной двери, как вдруг услышал за спиной голос:
— Андрей!
Сердце у меня ткнулось куда-то в ребра и остановилось. Не хотелось ни отзываться, ни поворачиваться. Так бы, наверное, и простоял всю ночь, каждую секунду ожидая снова услышать свое имя.
Я обернулся и никого не увидел.
— Я тут, — послышалось с газона. — Иди сюда.
Оля сидела на скамейке в кустах бузины. На ней было совсем летнее, легкое платье, и она замерзла.
— Как хорошо, что я тебя встретила, — быстро заговорила она. — Просто здорово. Ну, теперь я спасена.
А что случилось? — спросил я. — Почему ты тут сидишь? Одна.
— Почему, почему. Потому. А с кем же мне сидеть? Послушай, Андрюшка, ты меня должен выручить. Обещаешь?
— Ну обещаю.
— Я знала, что ты мне не откажешь. Понимаешь, я поклялась родителям, что в полдесятого буду дома. А сейчас, наверное, уже одиннадцать.
— Без десяти минут, — сказал я, посмотрев на часы.
— Кошмар! Они меня убьют. Ну не убьют, конечно, но скандал будет дикий. Ты же знаешь моего отца он такой истерик. Наверное, уже сейчас морги обзванивает.
Олиных родителей я немного знал. Папа у нее действительно был нервный товарищ. Иногда он даже звонил нам но телефону и спрашивал, нет ли у нас его дочери, хотя Оля ко мне ни разу в жизни не заходила. Наверное, он обзванивал весь наш класс по алфавиту.
— Как же я тебе помогу? — спросил я.
— Я уже все придумала. Я как тебя увидела, так сразу и придумала. Тебя мои родители знают и очень хорошо к тебе относятся. Так что идем сейчас ко мне. Они, как тебя увидят, так сразу и успокоятся. А ты скажешь, что у тебя неожиданно был день рождения и ты меня неожиданно пригласил.
— Как это день рождения может быть неожиданно?
— Ну скажешь, там, не собирался, мол, справлять, потом собрался. Да наври что-нибудь. Какая разница. Главное, чтоб я с тобой пришла. Понимаешь?
— А где ты была-то?
— Где, где… Не все ли равно. У подруги задержалась. Ну договорились?
Совсем мне не хотелось идти сейчас к Олиным родителям и врать про какой-то день рождения. Просто бы так посидеть с ней на лавочке, поговорить. Но отказать Оле я не мог.
— Ладно, — сказал я. — Придумаем что-нибудь.
— Тогда пошли? Или, хочешь, посидим пять минуточек? Теперь уже не страшно.
— А что? Можно и посидеть, — сказал я равнодушным голосом. — Я не тороплюсь.
Мы сели на скамейку — я на краешек, Оля посередине. Она зябко поежилась и сказала:
— Только дай мне свою курточку, а то я замерзла ужасно.
— Конечно, возьми, — сказал я, поспешно стягивая с себя куртку и передавая ее Оле.
— Ну накинь. Видишь, я рук не могу оторвать: холодно.
Я встал и, шагнув к Оле, набросил куртку ей на плечи.
— У-у, хорошо! Тепленькая какая. Ну сядь, что ты встал столбом.
Я сел. Теперь уже совсем близко. Вцепившись в край скамейки, я боялся пошевелиться. Мне хотелось сказать Оле и про портрет в музее, и про то, что недавно видел ее во сне — будто она в зоопарке стоит возле белого медведя и кормит его из рук апельсинами. Я еще много всего хотел ей сказать, но слова застряли в горле, и я молчал, как истукан.
Оля поежилась, поплотней завернулась в куртку и сказала:
— Как ты сегодня музей разбомбил — потрясающе! У меня прямо все внутри похолодело. Вообще, знаешь, я страшно люблю такие острые ощущения. Вот чтоб по самому краешку… чтоб дух захватывало! Иногда я себе представляю, что несусь на мотоцикле где-нибудь в горах, а из-под колес камни стреляют и прямо в пропасть!.. Однажды меня мать в универсам послала. Ну положила я в корзину все, что она просила, а потом взяла банку селедки и в карман. Стою в кассе, расплачиваюсь, а у самой сердце так и бухает: ну как кассирша спросит, что у тебя, девочка, в кармане. И жутко, и хорошо.
— Так ты что же, украла? — спросил я.
— Глупый ты какой, — обиженно ответила Оля. — Нужна мне эта селедка! Я когда из универсама вышла, то выбросила ее в урну. Я риск люблю, понимаешь. Когда я рискую, тогда только и живу по-настоящему. А так — скука.
— Оль, — сказал я, — а я сегодня в музее один портрет старинной девушки видел, так на тебя похожа — ну просто очень.
— Не может быть.
— Ну честное слово. Я даже обалдел, когда увидел. Сам не мог поверить.
— Здорово, если не врешь. А какая она, красивая?
— Ну вообще-то да, ничего…
— А кто она? Наверное, царица какая-нибудь? Или княгиня?
— Нет, просто девочка, крестьянка.
— Крестьянка — это хуже. Но все равно приятно. А одета как?
— Да никак.
— То есть как «никак»? Голая, что ли?
— Нет, там, понимаешь, голова только нарисована. В таком полосатом платке.
— Платок-то хоть приличный?
— Платок? Приличный. Яркий такой, нарядный. Да на словах трудно объяснить. Давай лучше как-нибудь сходим, посмотрим. Хочешь?
— Обязательно сходим. Ты меня заинтриговал. Ну все, посидели, теперь пошли.
Оля позвонила в дверь своей квартиры, а сама за мою спину встала и легонько подталкивает:
— Ты вперед, вперед иди. Главное, чтоб они тебя сразу увидели.
На пороге возникли встревоженные лица Олиных родителей. Не успели они и рта раскрыть, как я торопливо затараторил:
