Тучи на рассвете - [11]

Каждое утро, как только они приступали к работе, Мен Хи тихонько начинала любимую песню «Ариран». Пак не ругал ее за то, что она осмеливалась петь в его присутствии, потому что сам мысленно повторял слова этой песни:

Ариран, Ариран, высоки твои горные кряжи,

И счастье — там, на вершинах скал.

Злые духи, ущелья и пропасти черные

Преграждают пути к дорогой Ариран.

Здесь можно петь, никого не боясь, потому что в горах нет самураев, и те не услышат слова ненавистной им песни, в которую народ вложил свои мечты о свободе и счастье.

Они трудились, не зная усталости, и поднимались в свое жилище, когда становилось темно, потому что в темноте уже ничего не было видно и нельзя было работать.

Они радовались плодам своего труда, и каждый день там, где они проходили, оставался участок чистой, пригодной для обработки земли.

И вот наконец весь участок готов.

— Пусть этот день будет счастливым, — говорит Пак. — Пусть он будет таким же счастливым, как вчерашний.

Вчера он ходил вниз, в чужую деревню. Там он выпросил рисовую солому и свил веревки. Ему сейчас очень нужны веревки. Человек, который дал солому, оказался тоином. Он носит такое странное прозвище — тоин, то есть путь человека, потому что ему известен путь людей. Он может все предсказать. Такой добрый, такой хороший старик. Он не потребовал денег и предсказал, что урожай в этом году будет обильным. Он очень сочувствовал Паку и даже потрепал по плечу маленькую красивую Мен Хи, которая увязалась за отцом.

Вот только не надо было говорить ему, что они поселились на Двуглавой горе. Хоть тоин и добрый человек, но может сообщить полиции и Ли Ду Хану. Тогда — горе.

Пак привязывает три веревки к высушенному заостренному корню дуба, на концах веревок делает большие петли. Теперь все готово. Можно начинать пахоту.

В лямки впрягаются мужчины: отец и сын. Апання направляет мотыгу, но никак не может приноровиться к ним. Если не сильно нажимать на мотыгу, борозда получается мелкая — только легкий след, царапина. А стоит ей немного нажать, как лямки впиваются в плечи мужа и Сен Дина. Поэтому борозда выходит неровной: то глубже, то мельче. Работа идет рывками.

Пак злится, кричит на жену. Кричит громко и долго, и никто не смеет ему возразить. Если в душе мужчины вспыхнул гнев, надо, чтобы он вышел наружу. Пусть сильнее кричит, пусть уйдет гнев.

Но сердце у Пака мягче слов. В конце концов он успокаивается и начинает причитать протяжно и заунывно.

— Э-э-э-й ги! Э-э-э ги! — не то поет, не то выкрикивает он, и под эту тоскливую команду мотыга тащится дальше, пока опять не натыкается на что-то твердое.

Каждую борозду вспахивают шесть-семь раз. Даже буйвол не мог бы поднять сразу такую целину.

* * *

В дни пахоты и у Мен Хи много дела. Мать всегда говорила, что она растет самостоятельной девочкой.

У Мен Хи черные быстрые глаза, такие черные и блестящие, что кажется, будто они изнутри светятся, а над ними густые черные брови. Волосы тоже черные, и хотя у всех детей волосы бывают только черными, у нее какие-то особенные, с синим отливом.

Мен Хи бойкая девочка. Когда она смеется, на щеках появляются ямочки и становятся видны белые ровные зубы. Только странно: девочка худенькая, а лицо круглое.

Обязанностей у Мен Хи немало. Она собирает уцелевшие с прошлого года лесные орехи, съедобные коренья и травы, кору сладкого дерева — все, чем можно утолить голод. Она не позволит себе даже минутной передышки, пока не наберет еды на всю семью.

Мен Хи хорошо разбирается в кореньях, знает, что нежные листики и лепестки часто бывают горькими, а толстые и колючие, наоборот, вкусными. Радуется, когда находит красные цветочки торачжи. Она не срывает их, а вытаскивает вместе с тонким волокнистым корнем. Если цветы не опали, значит, корень молодой и вкусный.

Это любимая еда отца. Правда, такие коренья нравятся всем, и отец велит делить их поровну, но мать все равно большую часть отдает ему. Только бы он не сердился.

Всеми силами Мен Хи старается угодить отцу. Девочка слышит, как он бранит мать и брата, а порой достается и ей, но она чувствует, как тяжело ему самому. Ей жаль отца.

Одно только обидно: он, наверно, думает, что Мен Хи наедается, пока ходит по лесу и лазает по горам. А это совсем не так. Ни одного орешка она не положит в рот, хотя оттого, что еда в руках, есть хочется еще сильнее.

Чем больше удастся собрать съедобных кореньев, тем спокойнее будет дома. И она без устали лазает по кустам, раздвигая колючие ветки худыми, обветренными и потрескавшимися руками.

На ней только штанишки и юбка, даже не юбка, а кусок старого холста, обернутый вокруг тельца и перетянутый шнурком.

Когда надо пробраться между кустами, а ветки, как колючая проволока, сухие, голые, она поднимает с боков юбку и ловко набрасывает ее на голову. Это защищает спину и грудь от колючек. А ноги — не страшно! Внизу меньше веток, да и ноги все равно исцарапаны.

Ее глаза бегают быстро-быстро, ощупывая каждый куст, каждую травинку. И где бы ни спрятался съедобный корешок, она обязательно найдет его!

Мен Хи гордится тем, что кормит всю семью. Правда, еда не очень вкусная, хорошо бы в отвар из кореньев немного чумизы добавить. Но отец не разрешает брать ни одного зернышка: они нужны для посева…