Тучи идут на ветер - [179]

— Такой герой, а курит черт-те из чего… Не годится, не годится… — Протянул портсигар. — От меня лично. А ту тряпку выкинь. Не срамись.

Вот тут и случилось.

Ковыряя вилкой, Троцкий спросил:

— Как ты, находясь в таком пекле, до сих пор носишь еще свою голову?

Борис побледнел.

Да, он — в самом пекле, он рубит, проливает чужую кровь; знает, их дело правое. Но мысль о собственной смерти страшит и его, мужественного, бесстрашного для окружающих. Слова Троцкого, произнесенные с такой бездумной легкостью, показались ему кощунственными. Он не лихач и давно потерял веру в бога-человека, но к смерти относится по-крестьянски мудро — чует душой в ней какое-то таинство, неведомое людям.

— Если бы вы не были наркомом, — сказал он, — я назвал бы вас дураком.

Сорвалось у того с переносицы пенсне.

Скомкан был ужин. Троцкий тут же укатил на станцию, в свой бронепоезд.

Утром в штаб дивизии прибыл Ворошилов. Сообщив, что наркомвоенмор неожиданно изменил свой маршрут — отправился на Северный участок, — срочным порядком вызвал котельниковца Штейгера да Думенко. Присев на табурет, заговорил о наступлении. Тыча пальцем в разостланную по столу карту, сказал напористо:

— Наступать по Владикавказской ветке на Гнилоак-сайскую… Кавбригада проломит линию обороны противника. Стрелковые дивизии войдут в брешь.

Застоявшееся молчание нарушил Штейгер. Насупясь, будто камень бросил в пруд:

— Никакой «линии обороны» у казаков тут нету.

— Как это нету?

У командарма высоко подпрыгнула бровь. Шевкопляс навалился на карту локтями.

— Кавалерия его стоит в Аксае… А в Гнилоаксай-ской — Астраханская стрелковая дивизия генерала Виноградова.

— Тем лучше! — загорелся Ворошилов. — Раздолбаем их в пух и прах! А то и до самого Жутова или Котельникова доберемся…

— А обратно?.. — спросил Думенко. Сидел он на подоконнике, загораживая спиной свет.

Ворошилов покосился на него, но смолчал. Поглаживая медную головку шашки, вопросительно уставился на Шевкопляса. Тот, водя коротким пухлым пальцем вдоль жирной черты — железнодорожной ветки, хрипло, в усы, говорил:

— Это навроде давнишнего получается… Когда мар-тыновцев вызволяли. Но тогда была хоть причина: не погибать же людям… Зато после мы чхали кровью. А зараз что выгадаем от наступления?

Котельниковец поддержал Шевкопляса.

— Наступать… всей армией, всем фронтом? Или нашим Южным участком?

Ворошилов переводил взгляд с одного на другого, но все его внимание было направлено к окну — оттуда ждал голоса. Не дождавшись, ответил этим двоим:

— Я же ясно, по-моему, сказал… Наступать. Котель-никовской и Первой Донской. На Гнилоаксайскую. Прорывает кавбригада Думенко…

Штейгер положил на карту тяжелую руку.

— Котельниковская дивизия наступать не будет. Заявляю прямо. Поднять ее из окопов по Мышковке… А сосед правый? Он же остается на месте? Чем же заткнешь, командарм, такую дыру? Да в нее, как в промоину, хлынет весь Дон на провесне… Тут же по левобережным хуторам от Ромашкина, Верхне-Рубежного, Логовско-го до Ляпичева и далее топчется вся конница Быкадорова и Попова. Ждут, куда хлынуть. Все их помыслы — на Ляпичево, Карповку, на Центральный участок… Но они и тут не побрезгуют. Тем более мы сами открываем путь. Не вижу никакого смысла в таком наступлении…

Борис видел сбоку, как выжалась у Ворошилова мучительная складка возле рта. Силком удержал себя, чтобы смолчать. Очевидно, это не был широкий оперативно-стратегический план наступления, разработанный в штабе, с учетом всех сил и средств армии. Даже не  часть его. Тут сыграло роль вчерашнее совещание Реввоенсовета, на котором Троцкий в щепки разнес командование, — слухи прилетели в Абганерово раньше, нежели приполз бронепоезд наркомвоенмора. Командарм решил оживить оборону, показать наступательную возможность армии. Пусть даже на отдельном участке. Их он выбрал не случайно. Для такой цели лучшей пробойной силы, чем кавбригада, не сыщешь. Тому подспорье: дальность от города и сравнительное равновесие войск с той и другой стороны.

Котельниковец поколебал командарма. Покусывая губы, Ворошилов склонился над картой, закивал согласно:

— Ты прав, Штейгер… Отрываться тебе от морозовцев не следует. Я и не имел это в виду. Но, черт возьми, кавбригада может раскроить белякам черепок в Гнилоак-сайской или нет?! Тебя спрашиваю, товарищ Шевкопляс!

Григорий беспомощно развел руками, покосился на Думенко. Учуяв слабину, командарм надавил:

— Кто здесь начальник?! Ты или кто?

— Показуху выставлять нам не к чему…

Вот он — этот голос. Резко крутнулся Ворошилов на полувысоком наборном каблуке.

— Попомни, Думенко… Много берешь на себя…

Борис привстал с подоконника. Выпрямляясь, неотрывно глядел в глаза командарма.

Шевкопляс умоляюще глядел то на одного, то на другого:

— Клим Ефремыч!.. Да погоди… Об чем разговор? Нужно наступать, значит, будем. Обмозговать покрепче…

Заметно отходил командарм. Под аккуратно подстриженными усиками, в уголках губ, затеплилась усмешка. Одни глаза источали прежний зеленовато-дымчатый свет.

— Не потерплю, Думенко, самовольства… И приказы научу исполнять. А то, ишь… степной удельный князь. Власти над ним нет. — Отводил взгляд. — Только один, только его голос… Даже начдивы ему в рот заглядывают… С такими порядками, знаешь, куда можно зайти? Ого! Еще и бригаду за собой увести…