Тщеславная мачеха - [69]

– Мадемуазель Смит? Пайп, если кому-то нравятся жилистые девицы? – предположила Элпью, сидевшая у стола в своей новой комнате. – Вирджиния? Как она, кстати?

– Воплощенная уверенность. Сегодня утром я села с ней и попыталась просветить насчет отношений между мужчинами и женщинами, но она рассмеялась мне в лицо и сказала, что я просто ревную. – Графиня воздела руки. – Да, он привлекателен и уверен в своей мужской доблести. Но если она ищет мужа, резвиться с грумом… – Графиня умолкла. За это она ответственности не несет.

– Значит, мадам, ее не слишком потрясла смерть леди Мердо-Мактавиш?

– По-моему, наше дитя живет в своем собственном мире. Мы не успели и минуты поговорить на эту тему, как она снова начала перечислять достоинства своего черноволосого красавца.

Элпью записала имя Вирджинии.

– А другие наши красотки – это Пайп и мадемуазель Смит.

– Ну, если угодно. Ни одну из них не сочли бы красивой во времена моей молодости. Слишком тощие. Мужчины любят пышные формы.

Элпью вынула свои выписки и разложила их рядом.

– В Апокалипсисе я постоянно натыкаюсь на слова: «Я есмь Альфа и Омега». Что это значит?

– Это по-гречески, Элпью. Первая и последняя буквы греческого алфавита.

Элпью написала «А» и «Z».

– Нет. – Взяв перо, графиня зачеркнула «А» и «Z». – Заглавные буквы выглядят comme са… [92] – Она написала «А» и «W». – А строчные выглядят вот так… – И она добавила «а» и «ω».

Элпью уставилась на буквы.

– Значит, А в любом случае такое же, как английское.

– Да, похоже.

– Что-нибудь еще они обозначают?

– Как правило, они символизируют первое и последнее.

– Ну да. – Элпью пососала кончик пера. – В Библии так и сказано. «Я есмь Альфа и Омега, Первый и Последний». Почему вы хотели увидеть эти игральные карты, миледи?

– Лишь вчера вечером Изабелла объяснила мне, что каждая из них что-нибудь означает. – Графиня сидела под окошком в комнате Элпью, глядя на замок, высившийся по другую сторону оживленной площади. – Меня до сих пор трясет, а тебя?

– У меня, миледи, только одно желание – сбежать от всего этого. Вернуться домой.

– Что мы можем сделать? Мы уже пытались, и вот что из этого вышло.

Внизу лоточники и уличные торговцы расхваливали свои товары по-английски и по-французски; ржали лошади, тащившие тяжелые фургоны; носились дети, игравшие в мяч.

– Не верится, что произошла такая ужасная трагедия, а жизнь идет своим чередом.

– Разве французы не поднимают тревогу из-за убийства, как это делаем мы в Лондоне, миледи? Где констебли? Судья? Или так ничего и не сделают и еще одна бедная женщина будет похоронена, а само убийство предано забвению, как до этого с Аурелией?

– Хладнокровное и жестокое убийство. – Перед глазами графини снова предстала Изабелла Мердо-Мактавиш в луже крови, и она невольно прикрыла рот рукой. – Мы должны составить план действий. Ибо, добравшись наконец до сути нашего дела, мы сможем покинуть это злополучное место еще до наступления пятницы – крайнего срока, назначенного Людовиком.

– Аминь. – Элпью затачивала перо перочинным ножичком.

– У кого-то здесь не все в порядке с головой, а мы, похоже, единственные, кому до этого есть дело. – Графиня топнула по устланному ковром полу. – Это просто смешно. Погибают люди, и однако же все как ни в чем не бывало обходят этот вопрос стороной, чтобы не раскачивать политическую лодку. Да что это за место такое?

– Расскажите мне об игральных картах, мадам.

– Вчера Изабелла объяснила мне, что у каждой карты есть свое значение. Увидев разбросанную таким образом колоду и две лежавшие отдельно значимые карты, я поневоле задумалась.

– Но, миледи… – Элпью аккуратно разложила клочки бумаги в ряд. – Она же не могла выжить после такого зверства.

– Ты, как я вижу, никогда не читала жития святых, Элпью. Святой Дэнис прошел три мили, неся свою голову под мышкой, святая Цецилия прожила три дня после того, как ее бросили в кипяток; обезглавили ее только потом. Такие вещи случаются.

– Обезглавленные люди ходят по улицам? – Элпью положила в рот печенье. – Ни разу ни одного не видела.

– Ты никогда не видела Африки, но это не значит, что ее нет. Дай-ка и мне. Умираю от голода. – Графиня подалась вперед, но, когда ее палец коснулся тарелки, остановилась. – Фу, Элпью, я же забыла про вчерашний ужин. Тот, кто убил Изабеллу, сделал две попытки.

– Две?

– Он хотел прикончить и меня, но мы с Изабеллой унесли всю нашу еду. Ни крошки не съели. Обе. Свою я скормила бешеному волку, и он сдох.

– Бешеному волку? – Элпью искоса глянула на графиню и решила ни о чем не спрашивать. – Вы думаете, что отравление Аурелии и леди Мердо-Мактавиш связаны?

– Кто знает? Но этой ночью кто-то определенно пытался избавиться от нас с Изабеллой. За ужином присутствовали только мы с ней. Бьюсь об заклад, убийца не сомневался, что отправит Изабеллу на тот свет; поскольку во время ужина ничего не случилось, этот человек пошел в ее комнату проверить и… – Графиня откинулась на стуле и тяжело вздохнула. – Какой ужас! Бедная женщина!

– Но Изабелла находилась не у себя. К ней попала я, а она была в вашей комнате.

– Да. Новое осложнение. – Графиня посмотрела на Элпью, затем прислонилась щекой к прохладному стеклу. – Зачем кому-то желать моей смерти?