Тщеславие - [24]

— Пергаментную бумагу. — Он снова лег, не сдержав стона слабости.

— Чтобы купить бумагу, придется заложить Вергилия. А без него ты работать не можешь. Завтра надо будет найти какую-нибудь работу — у нас осталось всего несколько шиллингов. Вот тогда я куплю тебе пергамент.

В глазах отца промелькнула растерянность, раздраженное выражение лица исчезло и на секунду сменилось испуганным смущением, но уже в следующее мгновение он закрыл глаза.

Октавия тихонько отошла от кровати. Огонь в камине едва теплился, и девушка подбросила еще немного угля. Это было роскошью, но день стоял промозглый, и стекла изнутри были покрыты инеем. Отец впал в детство и, похоже, не понимал реального положения вещей, не понимал, что именно его непрактичность, а то и просто глупость привела их в этот убогий дом. В редкие минуты прозрения он сознательно отворачивался от истины, не имея душевных сил посмотреть в глаза лишениям и бедности.

Конечно, ядовитый угольный дым вреден для его легких, думала Октавия, но по крайней мере у них было тепло в отличие от большинства соседей, которые ютились в ледяных подвалах и чердаках. По их меркам Оливер Морган с дочерью были сказочно богатыми людьми.

С кровати доносилось хриплое, но равномерное дыхание отца. Октавия успокоилась и стала придумывать, как провести несколько часов блаженного одиночества. В Хартридж Фолли она бы уселась с книгой, или стала бы играть на клавикордах, или отправилась бы гулять в парк.

Октавия безжалостно оборвала воспоминания: от них становилось еще тяжелее. Нужно принимать реальность такой, какова она есть. Но после встречи с разбойником с большой дороги это стало не так-то просто.

Октавия посмотрела на огонь. От этой волшебной ночи она сохранила лишь ощущения. Волны удовольствия, воспроизводимые памятью, не имели определенной формы. Октавия не могла их представить, потому что они не были похожи ни на что другое, знакомое ей. Она лишь видела серые глаза, слышала веселый смех, звучавший всю ночь, а просыпаясь по утрам, испытывала острое чувство потери и разочарования. Телу казалось, что оно покинуто и никому не нужно. Бессмысленность нынешнего существования давила на нее, и она с тоской вглядывалась в будущее.

"Чай с тостом»[2], — внезапно пришла ей в голову будоражащая мысль. Не слишком необыкновенное желание, можно сказать, детское. Миссис Форстер даст ей немного масла, она заварит чай, поджарит ломтик хлеба, и растаявшее масло просочится сквозь хрустящую корочку.

От этих мыслей потекли слюнки. Октавия вскочила, схватила чайник и побежала вниз, чтобы набрать воды из бочки, что стояла во дворе свечной лавки.

Миссис Форстер месила тесто на кухонном столе, и ее крепкие руки были измазаны мукой. Она подняла глаза и кивнула квартирантке.

— Как папа, дорогуша?

— Ужасно кашлял всю ночь. Сейчас спит. Аптекарь приготовил ему лекарство. Не дадите мне масла на два пенни?

Домовладелица стряхнула с рук муку, взяла деревянный поднос с золотистым бруском и отрезала щедрый кусок.

— Хватит?

— Спасибо. — Октавия положила на стол две из своих монет. — Так хочется чаю с тостом.

— Не стоит портить аппетит. На обед будет вкусный пирог с мясом и почками. — Миссис Форстер вернулась к тесту. — Придется расколоть лед в бочке, дорогуша.

Октавия выскочила во двор, пробила лед в бочке, набрала воды, стараясь делать все это очень быстро, чтобы не окоченеть на ветру, и бегом вернулась в тепло кухни.

Отец по-прежнему спал. Октавия повесила чайник на крюк в камине и достала из массивного шкафа длинный шерстяной халат. Надев его поверх тонкого платья, она вернулась к камину, нанизала кусочек хлеба на вилку и встала на колени перед огнем. Вскоре комнату наполнил восхитительный запах поджаренного хлеба, и сознание вновь вернулось в прошлое: вспомнились теплая детская и сладкий вкус меда… а потом жаркое пламя в «Королевском дубе», аромат жареной говядины и супа из омаров.

В дверь громко постучали. Октавия вздрогнула, внезапно вырванная из волшебного мира грез. Наверное, миссис Форстер. Она крикнула, чтобы входили, и сняла с вилки хлеб, собираясь перевернуть его на другую сторону.

— Пахнет аппетитно!

Октавия уронила вилку. Этот голос был нежданным и долгожданным одновременно. Это был голос ее грез.

— Вы?

Лорд Ник, он же сэр Руперт Уорвик, был без парика, волосы собраны на затылке и перевязаны черной лентой. Одетый достаточно просто, в их убогой комнате он смотрелся тем не менее столь же экзотично, как тропическая бабочка на английском лугу.

Руперт поклонился чуть-чуть насмешливо:

— К вашим услугам, мисс Морган, — и, взглянув на кровать, тихо прикрыл за собой дверь. — Отец спит?

— Болен. — Октавия все еще стояла на коленях перед камином. Она никак не могла поверить в его приход. — Не проснется несколько часов.

Вода в чайнике закипела. Октавия машинально протянула руку, чтобы снять чайник с крюка.

— Хотите тосты с чаем? — Ничего лучшего она придумать не могла, потому что сейчас ее беспокоило только одно: вылезшие из шерстяного халата нитки и потертая меховая оторочка рукавов. Пять лет назад этот домашний наряд был весьма элегантным. Он был теплым и практичным, но с годами от постоянной носки утратил прежний изысканный вид.