Тщательная работа - [103]

Но раньше, чем они успевают понять и обменяться хоть словом о том, что слышат, из-за верхушек деревьев показывается вертолет. Он закладывает крутой вираж, чтобы зависнуть над зданием, и мощные прожектора внезапно высвечивают, как днем, крышу мастерской, заливая белым светом глинобитный двор. Звук становится оглушительным, поднимается шквальный ветер, вздымающий пыль, которая начинает завиваться спиралью, как во время урагана. Огромные деревья, растущие вокруг двора, охватывает неистовая дрожь. Вертолет делает еще несколько небольших быстрых кругов. Инстинктивно оба мужчины пригибаются, буквально прибитые к земле метрах в сорока от дома.

Прерывистый гул аппарата, чьи полозья нависают едва ли не в нескольких метрах над крышей дома, не дает им даже думать.

Воздушные волны так сильны, что люди не могут поднять глаз и вынуждены отвернуться, чтобы хоть как-то защитить себя. И то, что до сих пор они только слышали, теперь становится видно. С другого конца дороги три гигантские черные машины с затемненными стеклами стремительно летят вереницей в их направлении. Они продвигаются по идеальной прямой, безразличные к хаосу, подпрыгивая на ухабах, но не сворачивая со своей траектории. На первой установлена сверхмощная фара, которая тут же их ослепила.

Вертолет немедленно меняет курс и направляет свои прожектора на заднюю часть здания и окружающий лес.

Внезапно наэлектризованный появлением бригады быстрого реагирования, оглушенный шумом, ветром, пылью, светом, Камиль резко поворачивается к мастерской и пускается бежать со всех ног. Высвеченная фарой первой машины, которая теперь находится всего в десятке метров у него за спиной, перед ним маячит его тень, которая быстро уменьшается, заставляя напрягать последние оставшиеся у него силы. Луи, который следовал за ним в нескольких метрах, вдруг исчезает где-то справа. В считаные секунды Камиль добирается до входа, перепрыгнув через четыре ступеньки из источенного червями дерева, и останавливается перед дверью. Ни секунды не колеблясь, он выпускает в замок две пули, которые разносят створку и наличник. Яростно толкает дверь и врывается в помещение.

Едва он делает пару шагов, как его ноги скользят в вязкой жидкости, и он тяжело падает, не успев сгруппироваться. От сильного толчка дверь мастерской отскочила и снова захлопнулась позади него. На краткое мгновение мастерская погрузилась в темноту, но дверь ударяется о наличник и снова отворяется, уже медленнее. Фара первой машины, подъехавшей к входу, в один миг высвечивает перед Камилем широкую доску, положенную на козлы, на которой вытянулось тело Ирэн, привязанной за руки. Ее голова повернута к нему, глаза распахнуты, лицо застыло, губы приоткрыты. Ее плоский живот, если смотреть отсюда, представляет собой широкие полосы плоти, как если бы по нему прошла гусеница танка.

В ту секунду, как он ощущает сотрясение пола под ногами взбегающих по ступеням рейнджеров, в ту секунду, когда тени агентов из бригады быстрого реагирования перекрывают свет из двери, Камиль поворачивает голову вправо. Там, в полумраке, спазматически прорезаемом синим светом мигалки, крест кажется парящим над землей, и на этом кресте он различает крошечный темный силуэт, почти бесформенный, с широко разведенными руками.

Эпилог

Понедельник, 26 апреля 2004 г.

Мой дорогой Камиль,

год. Уже целый год. Здесь, как вы догадываетесь, время тянется не быстро и не медленно. Это бесплотное время, которое приходит к нам извне таким приглушенным, что иногда мы сомневаемся, течет ли оно для нас так же, как для других. Тем более что мое положение долго было весьма дискомфортным.

С того момента, как ваш заместитель погнался за мной до самого леса Кламар и подло выстрелил мне в спину, причинив тем самым необратимый вред спинному мозгу, я живу в инвалидном кресле, откуда и пишу вам сегодня.

Я приспособился. Иногда мне даже случается благословлять сложившуюся ситуацию, потому что она обеспечивает мне комфорт, которого большинство мне подобных лишены. Мне уделяют больше внимания, чем другим. От меня не требуют тех же унизительных процедур. Это скудные льготы, но, знаете ли, здесь любая мелочь идет в счет.

Кстати, я чувствую себя лучше, чем вначале. Я снова вышел на старт, как говорится. Мои ноги окончательно отказались мне служить, но все остальное функционирует отлично. Я читаю, пишу. Одним словом, я живу.

И потом, здесь мало-помалу я обрел свое место. Могу вам даже признаться, что, вопреки всякой вероятности, мне завидуют. После долгих месяцев в больнице меня в конце концов перевели в это заведение, где моему появлению предшествовала определенная репутация, снискавшая мне некоторое уважение. И это еще не предел.

Суд состоится не скоро. Кстати, меня это совершенно не волнует, ведь решение уже вынесено. Нет, на самом деле не совсем так. Я многого жду от процесса. Несмотря на беспрестанные придирки со стороны администрации, я питаю твердую надежду, что мои адвокаты — эти стервятники меня просто обирают, вы не можете себе представить! — добьются наконец издания моей книги, которая, учитывая все, что обо мне написано до сих пор, безусловно вызовет большой шум. Ей уже уготована международная слава, которую еще больше раздует вовремя начавшийся суд. Как говорит мой издатель — редкая гадина, — это отлично для бизнеса. С нами уже связывались представители кинокомпаний, так что сами понимаете…