Тшай: планета приключений - [231]

Шкипер, тоже вышедший на носовую палубу, презрительно усмехнулся: «Они верят, что это кишки и глаза утонувших моряков. Мы плывем по проливу Смерти. Острова называют Зубами Смерти».

«Как вы находите безопасный путь ночью?»

«Никогда не лавирую здесь ночью, — возразил капитан. — В проливе Смерти и днем легко налететь на скалу. Вокруг утесов — сотни затонувших кораблей, подводные поля белеющих костей. Замечаете тень далеко впереди? Кислован! Завтра будем в Казаине».

Ближе к вечеру длинные полосы перистых облаков растянулись по небу, ветер принялся стонать в парусах. Капитан осторожно подвел «Ньиахар» к ноздреватой черной стене утеса покрупнее — ближе, медленнее, еще ближе, пока бушприт почти не коснулся влажного камня — и здесь, в полузащищенной от ветра тени, бросил якорь. Ураганные порывы перекликались в скалах многоголосыми визгами, холмы воды таранили острые камни, шапки пены вскипали, растекаясь медленными ручейками. Море ревело и бушевало, «Ньиахар» раскачивался во все стороны, толчками дергая за якорную цепь, как зверь, попавшийся в капкан.

С наступлением темноты ветер исчез. Долго еще море вздымалось и опускалось, волнуемое тяжелыми воспоминаниями, но на рассвете Зубы Смерти безмолвно торчали из зеркальных вод, как древние монументы по пояс в коричневом стекле. За ними высились смутные очертания континента.

Преодолев пролив Смерти на электроструйной тяге, в полдень «Ньиахар» зашел в устье длинного узкого залива и через несколько часов встал у причала в Казаине.

На пристани, разглядывая фелуку, задержались два дирдирмена высокой касты — пожалуй, даже безупречные. Молодые и тщеславные, они носили веера фальшивых блестящих антенн приподнятыми выше обычного. У Рейта замерло сердце — он решил, что их прислали его арестовать. Не приготовившись к такому повороту событий, он ждал, взмокнув от страха. Но долговязые лысые мутанты оказались всего лишь зеваками — оба удалились размашистыми шагами в направлении поселения дирдиров, рощи игольчатых шпилей в глубине залива.

Приезжих не подвергали никаким формальностям. Рейт и Сеитикс вынесли пожитки на набережную и беспрепятственно прошли на станцию автофургонов. Большая восьмиколесная машина отправлялась по дороге, пересекавшей наискось полуостров Хаулк. Рейт заказал самую удобную из свободных кают — небольшое отделение с двумя гамаками на третьем ярусе, куда нужно было подниматься по лестнице с задней площадки.

Через час автофургон выехал из Казаина, переваливаясь в каменных колеях. Первое время дорога карабкалась на прибрежное нагорье — открылся широкий вид на пролив Смерти и его Зубы. В восьми километрах к северу машина перевалила через гряду скалистых холмов. Весь оставшийся день автофургон громыхал вдоль полей бобовой лозы, через рощи призрачно-белых страшноцветов, мимо редких поселков.

За два часа до захода солнца машина остановилась у одинокого постоялого двора, где сорок три пассажира отужинали. Примерно половина попутчиков относилась, по-видимому, к расе серокожих, племенную принадлежность других Рейт не мог определить с уверенностью. Двое могли быть степными кочевниками из Котана, еще пятеро ехали, вероятно, с Зашанских островов. Пара желтокожих женщин в хламидах из черной чешуи, скорее всего, относилась к болотному племени с северных берегов Второго моря. Группы людей разного происхождения старались как можно меньше замечать друг друга. Пассажиры ели быстро и сразу возвращались на свои места в автофургоне. Рейт понимал, однако, что взаимное отчуждение тшайских иммигрантов было напускным. Все они прекрасно знали, с кем имеют дело и чего следует ожидать друг от друга, маневрируя в лабиринте расовых сочетаний с инстинктивным автоматизмом, Рейту недоступным.

Рано утром, еще до рассвета, фургон отправился дальше. Карина 4269 взошла, когда они выехали на центральное плато — огромную саванну, поросшую кустами латунницы и редкими висельными деревьями, расцвеченную буграми грибных колоний и пятнами гарпун-травы.

Так прошло пять дней. Рейт почти не замечал пути, снедаемый растущей тревогой. В Убежищах, на барже, плывшей по бесконечному подземному каналу, на берегу Первого моря, в Урманке и даже на борту «Ньиахара» в нем преобладало спокойствие отчаяния. Теперь шансы на успех снова повысились — тем ужаснее была мысль о поражении. Он надеялся, он холодел от недобрых предчувствий, он мысленно умолял фургон ехать быстрее, он боялся представить себе, что его ждет в старом складе на солончаковой пустоши у окраины Сивише. Сеитикс, чувствуя его напряжение или, может быть, отягощенная собственными опасениями, замкнулась в себе и практически не обращала внимания на открывающиеся пейзажи.

По центральному плато, вниз среди оползней гранитного крошева, мимо полей, возделываемых семьями необщительных серокожих фермеров, вперед и вперед катился тяжелый автофургон. Появились признаки присутствия дирдиров — серая столовая гора, утыканная, как подушка для булавок, лиловыми и алыми башнями над долиной в глубоком разломе, окаймленной неприступными каменными стенами и служившей дирдирам охотничьим заказником. На шестой день показалась горная гряда — тыльные склоны длинной вереницы отвесных скал, обращенных к Хейху и Сивише. Всю ночь автофургон трясся по пыльной дороге под стражей голубой и розовой лун.