Трясина [Перевод с белорусского] - [44]

Наконец рыжий, по-видимому старший из сидевших за столом, поднял голову и уставился на Савку выпученными глазами. С, минуту он глядел молча, словно гипнотизировал стоящего перед ним Савку.

— Иди сюда! — тихо, но повелительно произнес он. Савка, весь избитый, в волдырях и кровоподтеках, сделал два шага по направлению к столу и остановился.

Шустрый вперил в Савку свои мышиные глазки. Он по-прежнему улыбался.

— Где тебя так избили? — участливо спросил он Савку.

От волнения у Савки пересохло в горле, и голос его охрип.

— Выпили и подрались, — отрывисто ответил Савка.

Он подумал, что не стоит много говорить, а то еще больше запутаешься; достаточно отвечать на вопросы. Так ему в прежние времена советовали люди, имевшие в этой области богатый опыт.

— Выпили и подрались! — повторил шустрый, хитро и многозначительно усмехнувшись, как бы говоря: «Болтай, болтай! А мы знаем нечто другое и гораздо худшее».

Затем допрашивал рыжий. Его вопросы быстро следовали один за другим.

— Как зовут?

— Сколько лет?

— Чем занимался?

— Под судом был?

— За что судился?

Все эти обычные вопросы следователя и другие в том же роде были хорошо известны Савке. Но хотя они были незамысловаты, он умышленно давал путаные ответы, чтобы показаться недалеким и придурковатым. Савка знал, что впереди его ждут более трудные вопросы. И вскоре рыжий стал их задавать:

— Ты признаешь новую власть?

Савка немного подумал и ответил:

— Признаю.

Попробуй не признай в такой обстановке!

— Ты знаешь, что войт — должностное лицо. Что же тебя побудило совершить покушение на убийство войта?

— Покушение на убийство? — с удивлением спросил Савка. — У меня и в мыслях такого не было.

— Но ведь ты нанес войту рану ножом.

— Этого я не помню.

— Значит, ты только помнишь, что выпивали и подрались? — все с той же неизменной улыбкой спросил шустрый.

— Это помню, а что бросился на войта с ножом — не помню.

— А из-за чего у вас получилась драка?

Этот вопрос был очень каверзным для Савки. Чтобы ответить на него, пришлось бы о многом рассказать. Савка же не знал, в какой степени осведомлены следователи. Лучше пока не касаться всей истории, а потом видно будет.

— Я был пьян и ничего не помню, — ответил Савка.

Шустрый не сводил с него глаз и, выслушав последние слова Савки, так выразительно усмехнулся, что Савку дрожь пробрала: он ясно видел, что ему не верят.

— Ну, так я тебе припомню, — сказал рыжий и подробно изложил содержание разговора Савки с войтом и его друзьями.

Из этого Савка понял, что следователям известно решительно все. Тогда он пустился на хитрость: надо самому признаться во всем, умолчав только о встрече с Цимохом Будзиком и дедом Талашом, чтобы на всякий случай оградить себя от их мести за предательство. Он так и сделал.

Слушали Савку внимательно. Когда он кончил, следователи его даже похвалили за то, что он взялся за такое почетное дело, как разоблачение преступников и врагов нового порядка.

Они надеялись услышать от Савки еще многое. Но Савка закончил свой рассказ.

С минуту все молчали. Рыжий, мрачно поглядывая на Савку, барабанил пальцами по столу. У шустрого был такой вид, точно он только что приготовился услышать что-то необычайно любопытное и был в полном недоумении оттого, что обвиняемый так некстати прервал свои показания. На лице у долговязого тоже было заметно разочарование. Видя, что Савка не намерен продолжать рассказ, шустрый подытожил факты, установленные следствием.

— Считаем неопровержимо доказанным, что покушение на должностное лицо со стороны обвиняемого имело место. Так и запишите, — обратился он к долговязому.

— Итак, поскольку покушение на войта установлено, — сказал шустрый, обращаясь к Савке, — этого одного достаточно, чтобы, по законам военного времени, тебя повесить. Из твоих показаний следует, что ты, несомненно, имел сношения с повстанцами против законной власти и утаил их. Отсюда следует, что ты сочувствуешь преступникам, а за укрывательство ты также заслуживаешь быть вздернутым на виселицу. Так обстоит дело. Но ты еще можешь спасти себя, если расскажешь нам, где находятся преступники, с которыми ты встречался, и поможешь нам поймать их.

Положение Савки становилось отчаянным. Но он был уверен, что о встрече с партизанами им ничего достоверно не известно и его, как говорится, берут на пушку. Он упорно отрицал, что виделся и говорил с партизанами. Долго бились с ним следователи. Старались на него воздействовать то уговорами, то обещаниями, то угрозами, увещевали его, а Савка твердил свое:

— Не знаю. Не видал.

Тогда рыжий круто изменил тактику. Он внезапно поднялся, лицо его побагровело, он, точно кувалдой, стукнул кулаком по столу и крикнул:

— Врешь, скотина! Но мы тебя спросим по-иному.

Он сердито зашагал к узкой двери, дважды постучал в нее и крикнул:

— Адольф!

Дверь тотчас же раскрылась. Наклонив голову, чтобы не удариться о низкую притолоку, в комнату ввалился верзила богатырского сложения.

— Слушаю пана, — рявкнул он.

Рыжий кивнул головой на Савку.

— Бери его!

Савка не успел опомниться, как его сжали точно железными клещами и поволокли к какому-то предмету, на который он еще при входе обратил внимание. Вскоре он потерял сознание. Очнувшись; он почувствовал нестерпимую боль, дико закричал и снова потерял сознание. Немного спустя Савка снова опомнился и увидал себя лежащим на полу. Рядом стояли рыжий, шустрый и Адольф.