Трясина - [2]

Похоже, нападавший схватил первое, что попалось под руку — пепельницу, — и ударил ей хозяина по голове. Пепельница изготовлена из толстого, тяжелого зеленого стекла, весит на глаз минимум килограмма полтора, решил Эрленд. Отличное орудие убийства, даже с собой ничего приносить не надо. Нет, она местная — не мог убийца принести ее с собой и оставить вот так, посреди пола, залитую кровью.

Очевидные вещи позволяли составить примерно следующую картину произошедшего: хозяин квартиры открыл дверь, пригласил гостя войти — ну или по крайней мере провел его в гостиную. Может, он и знал гостя, но это не обязательно. Гость нанес ему один сильный удар пепельницей и тут же сбежал, не закрыв дверь. Все просто, как дважды два.

За исключением одной детали — записки.

Написали ее на обрывке разлинованного листа формата А4, судя по всему вырванном из блокнота. Наличие записки — единственное указание, что, возможно, убийство было предумышленное; раз есть записка, то, вероятно, гость пришел к хозяину с целью его убить. Нет, гость не вдруг решил прикончить хозяина в порыве ярости, нет, он вошел к нему, намереваясь совершить убийство. Дал себе труд написать записку. Три слова — и Эрленд никак не мог взять в толк, что все это значит. Когда гость написал записку? До того, как направился сюда? Простой вопрос, на него надо дать ответ. Эрленд подошел к письменному столу в углу гостиной, заваленному кучей бумажек, счетов и прочего.

На самом видном месте лежал раскрытый блокнот на спирали, от страницы оторван угол. Эрленд поискал глазами карандаш, которым писали записку, — на столе его нет, ага, вот он, закатился под стол. Только ничего не касаться, смотреть и думать.

— Что и говорить, чисто исландское убийство, типичнейшее, — сказал детектив Сигурд Оли прямо над ухом Эрленда — тот не заметил, как он вошел.

— А? — переспросил Эрленд, пытаясь сосредоточиться на увиденном.

— Я говорю, кровавое, бессмысленное, да еще совершенное без малейшей попытки скрыть содеянное, там, запутать следы, спрятать улики…

— Ага, — сказал Эрленд, — дурацкое, тупое исландское убийство.

— Ну, если только он сам не упал и не разбил себе голову о пепельницу, — сказал Сигурд Оли.

С Сигурдом прибыла их коллега Элинборг. Эрленд ходил из угла в угол, но прочих присутствующих — полицию, парамедиков и судэкспертов — просил поменьше топтаться в квартире.

— Ага. И пока падал, сам написал совершенно непонятную записку? — спросил Эрленд.

— Он мог ее в руках держать.

— Сказано «он». Кто этот «он», как ты думаешь?

— Не знаю. Может, бог, — ответил Сигурд Оли. — А может, и убийца, черт его знает. Любопытно, что «он» подчеркнуто и написано большими буквами.

— На мой взгляд, написано не в спешке. Первые два слова — обычным почерком, последнее «он» — заглавными буквами и подчеркнуто. Ясно, гость никуда не спешил, пока писал записку. Но и дверь за собой закрывать не стал. Что за черт? Убивает хозяина и убегает, но по дороге дает себе труд написать что-то невнятное и подчеркивает последнее слово.

— Думаю, «он» — это он, — сказал Сигурд Оли, — в смысле, убитый. Кто еще это может быть?

— Не знаю, не знаю, — откликнулся Эрленд. — Какой смысл оставлять такую записку, да еще прямо на теле жертвы? Что убийца этим хотел сказать? К кому он обращается? Сам к себе? К убитому?

— Да это был просто псих, ненормальный, — вмешалась Элинборг, протягивая руку к записке. Эрленд остановил ее.

— Может, их было несколько, — предположил Сигурд Оли. — Нападавших, в смысле.

— Элинборг, ну когда ты запомнишь, что на месте преступления надо работать в перчатках? — обратился к ней Эрленд, как к маленькому ребенку. — Это же улики! Да, кстати, записку написали прямо здесь, за столом, — добавил он, показав пальцем в угол. — Лист бумаги вырвали из блокнота жертвы.

— Так я говорю, может, их было несколько, — повторил Сигурд Оли.

Вот же нашел интересную версию.

— Ага, ага, — сказал Эрленд, — может быть.

— Хладнокровный нам типчик попался, — продолжил Сигурд Оли. — Это ж надо придумать, сначала укокошить старика, а потом присесть за письменный стол и как ни в чем не бывало написать записочку. По-моему, тут нужны стальные нервы. Если хотите знать, на мой взгляд, на такое способны только самые отъявленные подонки.

— Во всяком случае, убийца был человек бесстрашный, — сказала Элинборг.

— Или псих с мессианским комплексом, — усмехнулся Эрленд, наклонился к трупу и взял в руки записку.

Да-да, мессианский комплекс, да еще какой, подумал он, молча разглядывая таинственные три слова.

2

Эрленд вернулся домой к десяти вечера, поставил разогревать готовый обед в микроволновую печь. Тарелка крутилась за стеклом, Эрленд стоял и смотрел на нее. Зрелище интереснее любого телевизора. Снаружи воют осенние ветра. Ливень и тьма, больше ничего.

Что это за люди, думал Эрленд, которые оставляют записки и потом пропадают. Попади он сам в такую ситуацию, что бы он написал? К кому бы он стал обращаться? Эрленд подумал о своей дочери, Еве Линд. Она наркоманка, значит, хотела бы прочесть в папиной записке, оставил ли он ей денег. В последнее время она только про деньги его и спрашивает. То же и его сын, Синдри Снай, только что вышел из клиники для наркоманов, в третий раз. Вот на него бы Эрленду трех слов хватило: «Хиросима — больше никогда!»