Труп в оранжерее - [27]

— Нам нужны факты, — сказал лорд Питер, — неоспоримые факты. Когда я был маленьким мальчиком, я всегда ненавидел факты. Думал о них как о противных, жестких вещах, покрытых шипами. И никак иначе.

— Да, мой лорд. Моя старая мать…

— Ваша мать, Бантер? Я и не знал, что у вас была мать. Я всегда воображал, что вы явились на свет уже таким, как сейчас. Извините меня. Ужасно грубо с моей стороны. Прошу прощения.

— Ничего, мой лорд. Моя мать живет в Кенте, около Мейдстоуна. Ей семьдесят пять, мой лорд, и для своих лет она чрезвычайно активная женщина, если вы простите мне упоминание этого. Я был одним из семи детей.

— Это выдумка, Бантер. Я знаю лучше. Вы уникальны. Но я прервал вас. Вы собирались рассказать мне о вашей матери.

— Она всегда говорит, мой лорд, что факты похожи на коров. Если вы смотрите им в лицо достаточно сурово, они вообще убегают. Она очень храбрая женщина, мой лорд.

Лорд Питер импульсивно вытянул руку, но мистер Бантер был слишком хорошо обучен, чтобы увидеть это. Он уже начал править бритву. Тут лорд Питер внезапно рывком выскочил из кровати и побежал через лестничную площадку к ванной.

Здесь он достаточно пришел в себя, чтобы возвысить голос до «Соmе unto these Yellow Sands». Затем, проникшись настроением композитора Г. Перселла, он перешел к «I attempt from Love's Sickness to Fly» с таким воодушевлением, что вопреки обыкновению налил несколько галлонов холодной воды в ванну и энергично растер себя губкой. После чего, растерев тело полотенцем, он пулей вылетел из ванной и очень сильно ударился голенью о большой дубовый сундук, который стоял возле лестницы, — настолько сильно, что его крышка поднялась от удара и закрылась с протестующим шумом.

Лорд Питер остановился, чтобы сказать нечто выразительное и погладить ногу ладонью. В этот момент его осенила мысль. Он положил полотенце, мыло, губку, люфу, щетку для мытья и другие принадлежности и тихо поднял крышку сундука.

Неизвестно, ожидал ли он, подобно героине «Нортенгерского аббатства», найти внутри нечто ужасное. Но бесспорно, что, как и она, он не увидел там ничего более потрясающего, чем какие-то простыни и покрывала, аккуратно сложенные на дне. Неудовлетворенный, он осторожно поднял верхнее из них и осмотрел его в течение нескольких мгновений в свете окна лестницы. Он как раз возвращал его на место, негромко свистя при этом, когда тихий звук сдержанного вздоха заставил его вздрогнуть.

Повернувшись, он увидел рядом сестру. Он не слышал ее приближения, но она стояла рядом в ночной рубашке со скрещенными на груди руками. Ее зрачки расширились до того, что синие глаза стали почти черными, а кожа, казалось, приобрела оттенок ее пепельных волос.

Уимзи, держа в руках простыню, оцепенело уставился на нее, и ужас с ее лица перешел на его, неожиданно клеймя их таинственным сходством кровного родства.

По собственному впечатлению Питера, он смотрел «подобно заколотой свинье» около минуты. На самом деле он пришел в себя через долю секунды. Он положил простыню в сундук и выпрямился.

— Привет, Полли, старушка, — сказал он, — где ты пряталась все это время? Наконец-то мы увиделись. Боюсь, для тебя это было не самое лучшее время.

Он обнял ее рукой и почувствовал, как она сжалась.

— В чем дело? — спросил он. — Что случилось, старушка? Послушай, Мэри, хотя мы нечасто с тобой общаемся, но я — твой брат. У тебя неприятности? Может, я…

— Неприятности? — сказала она. — Конечно, глупый старый Питер, конечно, у меня неприятности. Разве ты не знаешь, что моего жениха убили, а моего брата посадили в тюрьму? Разве этого не достаточно для неприятностей? — Она засмеялась, и Питер внезапно подумал: «Она говорит, как героиня кроваво-мелодраматического романа». Она продолжала более естественным тоном:

— Все в порядке, Питер, правда; только у меня страшно болит голова. Я плохо соображаю, что делаю. Что ты ищешь? Ты наделал столько шуму, что я вышла. Я думала, это хлопнула дверь.

— Отправляйся лучше обратно в кровать, — сказал лорд Питер. — Ты замерзнешь. Почему девушки носят такие тонкие и короткие пижамы в этом ужасно холодном климате? Ну-ну, не волнуйся. Я загляну к тебе позже, и мы замечательно поболтаем, как в старые добрые времена, — что скажешь?

— Не сегодня, не сегодня, Питер. Мне кажется, я схожу с ума. — (Снова расхожие книжные штампы, — подумал Питер.) — Джеральда судят сегодня?

— Не совсем судят, — сказал Питер, потихоньку подводя ее к комнате, — это только формальность, понимаешь. Веселый старый судья послушает, как будут читать обвинение, а затем встрянет старина Мурблс и скажет, что ему нужны только прямые улики, поскольку он должен проинструктировать адвоката. Это — Биггс, ты знаешь. Затем они послушают свидетельство ареста и Мурблс скажет, что старина Джеральд имеет право на защиту. Это все до выездной сессии суда присяжных — свидетельство перед большим жюри — чепуха! Это будет в начале следующего месяца, я думаю. Ты должна будешь встряхнуться, чтобы быть в форме к тому времени. Мэри вздрогнула.

— Нет-нет! Разве мне нельзя избежать этого? Я не могу проходить через все это снова. Я, должно быть, больна. Я чувствую себя ужасно. Нет, не входи. Я не хочу, чтобы ты заходил. Позвони в звонок, пусть придет Элен. Нет, отпусти меня, уйди! Я не хочу, чтобы ты заходил, Питер!