Труп из Первой столицы - [48]

— Один лишь факт, что вы в свои 76 лет отправились в столь сложное и важное путешествие, уже обязывает уважать вас, — сочувственно заметила Ирина.

— Спасибо, но мне — 67! — отрезала мадам Бувье, недовольно сверкнув глазами.

— Ох! — На Ирину стало больно смотреть. Чем более неловко она себя ощущала, тем большую ерунду говорила. — А я все удивлялась, отчего вы выглядите так молодо, а оказывается, я просто возраст неверно запомнила…

— Ничего страшного, — явно считая, что ей грубят, принялась защищаться Бувье. — С вашей профессией что-то запамятовать — не грех. Оно ж, когда вертишься все время перед публикой, — она покрутила пальцем в воздухе, изображая, видимо, фуэте, — то голова-то портится, мозги в кашу сбиваются…

Ирина моментально передумала заглаживать свою неловкость. Собеседницы одарили друг друга презрительным взглядом и синхронно возмущенно отвернулись.

— О том, как вы, мадам Бувье, познакомились с Миленой, мы уже слышали в прошлый раз, — Коля решил вернуться к изначальной канве разговора и повернулся к креслу, в котором, будто и на вставал никогда, снова завернувшись в какие-то тряпки, полудремал непризнанный поэт. — Осталось получить ответ от вас, Поль. Когда вы познакомились с Миленой?

— Я знал ее всегда, — опрашиваемый резко дернул головой, отбросив кудри челки за спину, и Света вдруг заметила, что у поэта красивые черты лица и очень темные, практически черные, как бы светящиеся изнутри, глаза.

— Поль, милый, не дурите! — одернула юношу Эльза. — Вас не про романтические образы спрашивают. Вы не поэму сейчас пишите, а даете показания.

— Тогда не знаю, — скис Поль. — По крайней мере в ресторане поезда Париж — Москва она, заметив, что я на салфетке писал набросок, не дала мне ее выбросить. Сказала, что ее мадам, вот, например, хранит любые свои черновики и потом знает, где искать идеи, если вдруг вдохновение иссякло. Сравнение со звездой мне было лестно. Мадам-поэтка очень знаменита…

— Да что вы? — вспыхнула мадам Бувье, то ли обидевшись на «поэтку», то ли обрадовавшись словам про свою славу. И тут же все испортила, добавив: — Но, впрочем, по сравнению с вами — знаменита. Тут нечего добавить.

— У знаменитостей всегда плохой характер, — продолжил Поль. — Луи, пожалуй, только исключение. Так вот, Милена! Мила-Милочка-Елена… Она хвалила мои строки, мы сдружились. Она моя ментальная сестра.

— Какая? — всполошился Коля. — Про родственные связи жертвы с членами писательской группы мне ничего не известно.

— Нет никаких связей, — поспешно разъяснил Морской, явно испытывая неловкость из-за уровня Колиной эрудиции. — «Ментальная сестра» в речи Поля означает единомышленника. Человека, думающего так же, как он.

— И думающего, и чувствующего, и дышащего! — строго поправил Поль и снова уронил голову на локоть, бормоча: — Прям жаль, что мы так мало с ней общались. Я так скорблю, что пью без остановки…

— Причем уже практически неделю, — ехидно заметила Эльза Юрьевна. После чего, отвечая на какую-то французскую реплику мужа, утвердительно закивала и позвала всех в кабинет: — Пойдемте полистаем путеводные заметки Луи и заодно посмотрим еще раз фото с Миленой. Я к чаю все накрыла в кабинете.

— Идите, — словно кто-то спрашивал его разрешения, важно кивнул Коля. — Мы подойдем через минуту. Если можно, я бы хотел поговорить с нашими товарищами, — он показал рукой на Морского и Ирину, — наедине.

Никто не возражал, и Света мысленно сжалась, понимая, что Николай настроен поругаться.

— Как так? — начал Коля, едва самый медлительный из хозяев квартиры — то есть Поль — покинул гостиную. — Ирину Александровну я открытым текстом предупредил, что вам обоим следует держаться подальше от расследования! Товарищ Морской, вы что делаете? Я ж говорил, мне на работе учинили натуральный разнос за то, что я пытался привлечь заинтересованных лиц — ну, вас, то есть — к делу… Вы издеваетесь?

— Спокойствие, друг мой! — поднял вверх указательный палец Морской. — Поверьте, я не стал бы вас подводить, если бы мог. Но, увы, меня направило сюда ваше начальство. Иностранцы, чтобы не слишком тосковать из-за вынужденной задержки в Харькове, попросили экскурсовода.

Коля часто-часто заморгал, переваривая новость.

— Предположим, — пришла на помощь мужу Светлана. — Но Ирина Александровна тогда почему здесь? На Гната Хоткевича вы ее повести не могли, а сюда — пожалуйста.

— Потому что она и есть тот самый экскурсовод! — выпалил Морской. — Такая у нас вышла рокировка.

— При чем тут рок! Вы сами все подстроили! — не унимался Коля.

— Клянусь вам — не подстраивал ни капли! И, кстати, рокировка — это термин из шахмат. Перестановку означает. Меняют места король и ладья.

— Он знает! — вступилась Света.

— Теперь знаю! — уж что-что, а признавать свои ошибки Коля всегда умел легко и весело. — Я в шахматах практик, а не теоретик, поэтому в названиях не силен. Так кто из вас король, а кто крепость?

— Ирина полноправный член нашего общества краеведов и имеет право водить группы по достопримечательностям. — Морской в кои-то веки решил ответить по существу. — Что я могу поделать? Арагонам захотелось посмотреть на даму, вместо которой убили их попутчицу, и они выбрали такой оригинальный метод знакомства. — Морской покосился на дверь и продолжил: — Мне стоило больших усилий получить разрешение присутствовать при встрече. Вашего Игната Павловича убедило лишь то, что без меня Ирина точно как-то все испортит. В плане истории она весьма сильна, но настоящему экскурсоводу требуется идеологическая закалка. Так что я здесь по части вашего ведомства, Николай. Слежу, чтобы Ирину не втянули в провокационные разговоры…