Трудус-трудум-труд - [20]
САМОЕ ГЛАВНОЕ РЕМЕСЛО
«Это теперь скажут: «Позорных ремёсел нет». А было время — конечно, уж не о вчерашнем дне речь идёт, — когда рассуждали совсем по-другому. Одни ремёсла слыли вроде как «благородными», а другие вовсе даже наоборот, считались «низкими», ремёслами подлого, крепостного люда — вилланов. Чем более уважаемым было ремесло, тем больше оно давало привилегий. Вместо того чтобы быть крепостным, прикреплённым к земле, человек становился свободным, полноправным горожанином, даже мог быть пожалован дворянством, и это давало право на шпагу. Шпага — это, конечно, просто так, для почести, её только над камином вешать, но были привилегии и поважней. И какой виллан, согнувшись под тяжестью ярма, не мечтал обучиться такому ремеслу, которое освободило бы его от рабства?..
При таком положении дел гильдии ремесленников без конца сутяжничали между собой. Плотник свысока смотрел на столяра; стеклодувы не разговаривали с горшечниками; ткачи презирали портных, которые отвечали им тем же. Хозяева спорили, мастера ссорились, а подмастерья иной раз и кулаки в ход пускали. И всё это, чтоб только доказать, что их ремесло самое замечательное, самое нужное и самое главное.
И до того это дошло, что решили они обратиться к королю Франции. Лучшие мастера от всех гильдий отправились к нему во дворец.
— Плохи дела, ваше величество! На крики да споры время тратим, работа от того страдает. Надо порядок навести, решить раз и навсегда, кто кому уступить должен, какое ремесло самое главное, над всеми другими стоит?
Король — не помню уж, был это Людовик IX или Людовик XI, а впрочем, какой он там был по счёту, к делу не относится, — короче говоря, король Людовик почесал подбородок скипетром и говорит:
— Вот как… Возвысь мы одно ремесло, и все, кто другими ремёслами занимаются, будут вопить о несправедливости. Потом неприятностей не оберёшься. Нет, голубчики. Уж коли на суд пришли, давайте по-серьёзному дело делать. Слушайте наше высочайшее королевское решение: даётся вам год сроку; этот год поработайте, покажите, на что вы способны. Ты, столяр, смастери для нас стол; ты, гончар, — кувшин; ты, портной, сшей парадное платье вот для этого нашего министра. Кончится срок — приходите показать нам плоды ваших трудов. Вот тогда и видно будет, какое ремесло должно над другими главенствовать. Такова наша воля. Ступайте.
В общем, не так-то плохо это было придумано. Все сразу про ссоры позабыли. Когда речь заходит о том, чтобы своё искусство показать, тут уж некогда больше спорить. И год прошёл незаметно.
В условленный день, в назначенный час в большом дворцовом зале снова собрались представители всех гильдий. Каждый со своим образцом. И, можете мне поверить, было тут на что посмотреть.
У короля Людовика и его придворных глаза разбежались. Стол хорош, но и глиняный кувшин не хуже. Ковёр- дивной красоты, но и оловянное блюдо его стоит. Медный котёл, искусно сплетённая корзина, расшитое платье — ну, как между ними выбрать? Да, знают своё дело французские мастера!
Перед таким множеством замечательных вещей король растерялся. Он никак не мог решить, чья же работа лучшая, но признаваться в этом ему совсем не хотелось. Добрый народ Парижа быстро сумеет придумать ему какое-нибудь обидное прозвище — Людовик Нерешительный, например, а то и вовсе Людовик Балда. Войти в историю с такой кличкой — ничего весёлого нет. Вот потому король и был озадачен. Даже просто раздосадован.
И тут вышел вперёд министр, тот самый, для которого шилось парадное платье. Ох, и хитрая же это была лиса! Он заметил, что король в затруднении, и поспешил ему на выручку.
— Ваше величество, — сказал он. — По моему скромному мнению, то ремесло, которое соединяет в себе ловкие руки и сообразительность, и должно считаться самым главным. Что думает по этому поводу ваше милостивейшее величество?
— Верно, — ответил король. — Одна ловкость, без ума и сообразительности, далеко не поведёт.
— В таком случае, ваше величество, выиграл портной.
— Постой-ка, это почему же?
— Ваше величество, когда он снимал с меня мерку для этого платья, он спросил меня, в милости ли я у вашего величества и велика ли эта милость. «Это тебя не касается, бездельник!» — закричал я, и тогда портной мне объяснил: «Сеньор, тот министр, который в большой милости у своего короля, ходит задрав голову, живот вперёд выпячивает и грудь раздувает. Тогда и одежду ему надо кроить соответственно- спереди подлиннее, сзади покороче. Если министр на хорошем счету при дворе — и только, он ходит прямо — и только. Тогда платье надо шить ровное со всех сторон. Зато министр, который совсем потерял милость своего короля, ходит смиренно, согнувшись в три погибели. Тогда кроить надо спереди покороче, а сзади совсем длинно».
Выслушал король Людовик такое объяснение и расхохотался, а вместе с ним, конечно, и остальные, кто находился в зале. Когда все поуспокоились, король и говорит:
— Так что ж скажете, мастера-ремесленники? Разве не доказал портной, что его ремесло самое хитрое да тонкое, самое главное из всех ремёсел?
Что на это ответишь? Хорошо портной за себя постоял. Только тут вдруг выступает вперёд один человек — такой высоченный здоровяк, весь чёрный, от волос до кончиков пальцев.
