Трудный возраст (Зона вечной мерзлоты) - [36]

— С кем поведешься, от того и наберешься, — с усмешкой ответил я.

— Не забеременей еще, — неопределенно произнес Комар и, больше не сказав ни слова, вышел из класса, оставив меня в полном недоумении.

Настроение было испорчено, я угрюмо сидел за партой, не понимая наезда Валерки. В конечном итоге я сделал глубокий успокаивающий вдох и сказал:

— Ну его…

И тут на стол упала записка. Там было только одно слово: “Спасибо!” Я понял, кто мне написал, стало тепло и приятно на душе.

Большой Лелик оставил меня в классе для профилактической беседы. Вид у него был угрюмый, я понял, ему уже настучали на меня.

— Объяснись, май либен, — потребовал Лелик.

— Разве что-то произошло?! — спросил я, стараясь сохранить на лице безобидное выражение.

— Разве нет?! — в унисон мне ответил Большой Лелик. — Ты ничего не хочешь мне рассказать о происшествии на самоподготовке?

— Ничего, — я отрицательно потряс головой. Мои невинные глаза честно смотрели на воспитателя.

— Что произошло у тебя с Каблуковым? — Лелик пристально посмотрел на меня.

Я сделал вид, что до меня наконец-то дошло, чего от меня хочет воспитатель.

— Пусть не пристает к девчонкам! — отрывисто произнес я.

От восторга Большой Лелик издал какой-то неописуемый звук.

— Сафронов, растешь на глазах, — на лице воспитателя появилась мягкая, добродушная улыбка. — Пора нравиться девчонкам.

Мне стоило больших усилий сохранить безразличный вид.

— Разве я им могу понравиться?

— Еще как, — воскликнул Лелик, выпятив и без того объемистую грудь так, что пуговицы на черном жилете грозили оторваться, и с широкой улыбкой раскинул руки, как будто хотел обнять всю Клюшку. — Все, май либен, зависит только от тебя.

— Учту, — вежливо ответил я, но на душе было приятно от Леликовых слов.

Сумрак Клюшки словно подернулся рябью, сам его воздух дрожал. Во всем чувствовался приход зрелой осени.

Стюардесса выползла из будки и неторопливо поплелась в сторону свинарника. Там и теплее, и она уже унюхала запах еды.

Обитатели обожали старую колли. Она появилась на Клюшке лет десять назад. Ее с собой привела Надька Кротова. Собака — это все, что у нее осталось от дома. Старый директор не возражал против собаки и разрешил ей жить на Клюшке. Надька была красивой девчонкой и мечтала стать стюардессой. После выпуска она поехала поступать в авиационное училище и добилась своего: стала стюардессой на Ил-62. Лотта осталась на попечении Клюшки, в честь Надьки собаку переименовали, стали называть Стюардессой. Годы шли, колли старела, дряхлела, но обитатели продолжали ее безумно любить, лучшие куски мяса из столовой всегда приносили для Стюардессы. Месяца три назад собака заболела и ослепла. Больше всех Стюардессу обожал Никита. Он ухаживал за ней, на свои деньги возил ее в город к ветеринару, надеялся спасти от слепоты, но ветеринар покачал головой и посоветовал собаку усыпить.

— Ни за что, — ответил Никита и привез собаку обратно.

Он понимал — Стюардесса свое отжила и медленно умирает. Каждый день он по несколько раз бегал к ней на свинарник, где практически и жила собака. Кормил, подолгу ее расчесывал, гладил, говорил нежные и ласковые слова. Стюардесса за километр чуяла Никиту и визжала от радости.

Клюшка медленно погружалась в отбой. Валерка накинул на себя старые тянучки и футболку, прихватил мыло с зубной пастой, направился наводить вечерний марафет: чистить зубы и немного попугать лицо водой на сон грядущий. Я поплелся за Комаром. Меня прикалывала надпись над умывальником: “Умойся!” В углу на плиточном полу сидел и плакал маленький Тоси-Боси из четвертой группы. Их воспитатель был невзрачный на вид, невысокого роста, с двумя залысинами, которые проникали в глубь его жиденькой шевелюры, весь какой-то сладкий и жеманный, за что получил на Клюшке кличку Дуремар.

— Пацан, че надрываешь глотку? — сурово спросил Комар.

Тоси долго не мог выговорить ни слова.

— Ну? — крикнул Комар и вывел Тоси-Боси из ступора.

— Меня достает Дуремар, — выдавил он из себя, шмыгая носом. — Он меня каждую смену лапает!

— Где этот педрило? — вскипел Комар.

— В пятой спальне, — заикаясь, ответил Тоси-Боси.

— Я ему счас покажу! — завелся Комар с пол-оборота.

— Ничего вы ему не докажете, он же воспитатель.

Мы смотрели на Тоси-Боси и понимали, что, в общем-то, он прав. Что мы можем? Ну, сделаем Дуремару темную, ну и что?! Это не остановит его, он продолжит творить свое гадкое дело по ночам с другими, а может, и дальше будет домогаться бедного Тоси, пока морально не сломает его.

— Пойдем к Марго, все ей расскажем, — предложил я. — Марго — власть, она старший воспитатель! — доказывал я.

Валерка с сомнением посмотрел на меня, но я сумел его переубедить. Всей толпой мы пошли к Марго, она еще не ушла с работы, и мы обо всем ей рассказали.

Воспитатель Варфоломеев, маленький человечек с неприятными черными глазами и большим ртом, сильно растерялся, когда в полутемной спальне после отбоя увидел возникшую Железную Марго и нас за ее плечами.

— Паша Антонов, — металлическим тоном обратилась Марго к съежившемуся возле нас Тоси-Боси. — Тебя обижает воспитатель?!

Тоси-Боси, нахохлившись, угрюмо молчал.