Трудный переход - [24]

Это были Казамбай и Тышканбай, посланные к Караману с поручением Сайлыбая. Им и самим очень хотелось встретиться с ним и договориться, как действовать в дальнейшем.

Неожиданно из-за ближайшей сопки показались верховые, которые помчались навстречу джигитам, оставляя за собой длинную полосу пыли. Казамбай и Тышканбай недоуменно переглянулись.

Еркебай, сын бая Барлыбая, и сопровождающие его джигиты остановили коней, полукругом загородив дорогу.

Еркебай был единственным сыном бая от третьей жены. От первых двух у него рождались только дочери, о чем Барлыбай долго горевал. Мечтая о наследнике, он женился в третий раз. Надежды его сбылись: сыну дали имя Еркебай, что значит «богатый баловник». Наследник и вырос баловнем, не знавшим ни в чем отказа, не признающим никаких запретов.

Еркебай, насмешливо оглядев Казамбая и Тышканбая, язвительно произнес:

— Доброго пути вам, бравые джигиты! Далеко ли путь держите?

Друзья поняли: добра эта встреча не сулила. Но отступать было некуда. Они и на самом деле славились удалью, отлично владели в драках камчой. В недавней межродовой схватке они одним ударом выбивали противников из седла. Это был особый прием. Владели им не многие, а прием всегда обеспечивал победу над противником.

— Мы торопимся к кошу Карамана по поручению старшины аулов Сайлыбая. Кош надо остановить в Сары-Апане, — попытался с достоинством выкрутиться из положения Казамбай.

— Да, — зловеще усмехнулся Еркебай, — важное поручение дал вам Сайлыбай. А я-то думал, что вы забыли дорогу к этому смутьяну? Я надеялся, что недавние бои образумили вас! Придется, видимо, повторить урок!

— Ты что говоришь с нами, как с пленниками? У вас своя дорога, у нас своя, — выпрямился в седле Казамбай.

— Смотрите, джигиты, как разговаривает со мной этот голодранец! — выкрикнул Еркебай.

Сидевший на лошади рядом с байским сыном Ерсаин угодливо рассмеялся:

— Посмотрите на этого «богатыря», — указал он сложенной камчой на Тышканбая, — зад нечем прикрыть, а стоит, как ханский телохранитель!

Джигиты Еркебая засмеялись. Тышканбай весь подобрался, готовый вступить в схватку, распрямил плечи. Одной рукой он держал поводья лошади, во второй — твердой рукой сжимал готовую к бою камчу. Он с усмешкой посмотрел на Ерсаина:

— Эй, Ерсаин! И плохой собаке иногда дают кличку «Волкодав», хотя она и с кошкой-то справиться не сможет. Ты, видно, из той же породы: тебе дали имя легендарного батыра, а кто ты на самом деле? Дерьмо! — Тышканбай брезгливо сплюнул в сторону байского приспешника.

— Ах вы, твари! Совсем распоясались! Сейчас вы у меня по-другому заговорите! — в ярости воскликнул Еркебай.

Двенадцатижильной камчой он нанес удар Казамбаю. Но тот успел увернуться, и камча, не задев головы, прошлась по спине. Подавшись всем телом вперед, Казамбай со всей силой нанес ответный удар байскому сыну и выбил его из седла. В это же время ловким ударом Тышканбай свалил с коня на землю и Ерсаина.

Джигиты Еркебая кинулись на друзей. Заранее приготовленными арканами они стащили их с лошадей и, крепко затянув на ногах петли, пустили своих коней вскачь. Пришпоренные лошади неслись галопом, оставляя за собой кровавые следы.

Когда, наконец, всадники остановили коней и спешились, оба чабана, истекающие кровью, лежали без движения. Лица их были изуродованы, окровавленная одежда и кожа висели на них клочьями.

Убедившись, что чабаны недвижимы, истязатели вскочили на коней и поскакали туда, где свалились без памяти Еркебай и Ерсаин. Те с трудом приходили в себя. Еркебай гневно посмотрел на подъехавших джигитов и презрительно сказал:

— Нечего сказать, хороши защитнички! Не можете уберечь своего хозяина!

У него кружилась голова, его тошнило. Лицо байского сына было искажено болью и злобой. Ерсаин молча обтирал сочившуюся кровь. Не слушая оправданий, Еркебай вскочил на коня и вместе со своими подручными поскакал к искалеченным чабанам.

Казамбай и Тышканбай медленно приходили в сознание. Кожа на их лицах была содрана до костей, они не могли и пошевелиться, только с трудом, когда подъехали врага, приоткрыли глаза. Еркебай с помощью одного из джигитов спешился, торжествующим взглядом окинул обреченных.

— У, собаки! — с ненавистью прошипел он. — Свяжите этим красным ублюдкам руки!

— Стоит ли? На них и так живого места нет, — посоветовал Ерсаин.

— Голодранцы подобны псам. Такие же живучие. Связать, да побыстрее! — раздраженно выкрикнул Еркебай.

Подручные палача кинулись к чабанам. Казамбай взглянул на друга и, пытаясь ободрить его, с трудом заговорил. Голос его прерывался, каждое слово стоило больших усилий:

— Держись, дорогой! Мы умираем достойной смертью: чисты наши руки, сердца и совесть. Придет время расплаты!

Услышав слова джигита, Еркебай выхватил нож. Хриплый вздох ярости вырвался из его груди, и он одним взмахом перерезал Казамбаю горло. Затем остервенело всадил нож в шею Тышканбая.

Пиная остывающие трупы, он озверело кричал:

— Это им возмездие! Это им возмездие! Это ждет каждого, кто пойдет против нас! Все видели? Так запомните это! А теперь живо закопайте их! — злобно обратился он к своим джигитам.

Кош Карамана прибыл к переправе первым.