Трудный переход - [2]

Шрифт
Интервал

— Что за человек?

— Этот несчастный старик из моего аула. Он совсем одинок: старуха его скончалась, на сына получил недавно черную бумагу[3] — погиб под Сталинградом. Аксакал едет к снохе на ферму. Я его специально задержал здесь, чтобы вы могли поговорить с ним. По-моему, старик видел людей, которых вы ищете. Да и у меня, начальник, есть для вас новости. Я расскажу попозже.

Ермеков и Сапар возвратились в гробницу Есет-батыра. За чаем старик разговорился и, действительно, как и предполагал охотник, дал ценные, представляющие оперативный интерес сведения.

— Вчера вечером, — рассказывал старик, — в местности Калмак-Крылган меня нагнали и остановили неизвестные мне люди. Расспрашивали, кто я, откуда, куда и зачем еду, интересовались, далеко ли до колхозных отгонов и много ли людей на фермах. Видимо, в песках они давно, да и одеты они как-то странно: кто в драную шинель, а кто и просто, в баранью шкуру. Сожрали, наглецы, всю мою провизию, захваченную в дорогу, и уехали.

— Ата, — осторожно поинтересовался Молдабай, — а много ли их было? Охотники, видимо?

— Нет, сынок. Не похожи эти люди на охотников, хотя все пятеро хорошо вооружены. Я рассказывал о них Сапаржану, а он-то знает всех охотников в округе. Ох и чаек! Давненько не пивал такого! Ты сам кем будешь?

— Я, отец, работаю заготовителем в райпотребсоюзе. Еду на отгоны по заготовке шкур и пушнины. Но теперь, после вашего рассказа, придется вернуться обратно. Не дай аллах, еще беда какая со мною приключится. Вот, возьмите от меня этот маленький подарок, — улыбаясь, ответил Молдабай и передал старику две плитки чая.

Ермеков попрощался с аксакалом. Сапар, провожая его, рассказал, что и он столкнулся в степи с подозрительными людьми:

— Сюда, к мазару Есет-батыра, я прибыл еще вчера утром. Решил дать поохотиться моему беркуту. Километрах в пяти перед заходом солнца меня внезапно окружили десять вооруженных всадников. Заставили слезть с коня, отобрали все, что у меня с собой было. Хорошо, что я основную часть провизии спрятал в мазаре. Одеты они, как и описал аксакал, в какие-то лохмотья. Видимо, поэтому не погнушались моим стареньким ватным чапаном. Вопросы задавали те же, что и старику. Один из них хотел забрать моего коня, да, сделав на моем «Тайбурыле»[4] круг, слез и, усмехаясь, сказал: «Для быстрой езды этот скакун слишком молод, на мясо слишком нежен. Так и быть, беркутчи, владей». Посмеялись и уехали.

— Это все? — коротко спросил Молдабай.

— Зачем обижаешь, начальник? Вы ведь меня не первый год знаете! — нахмурившись, протянул Сапар. — Как и следует истинному степняку, я, с признательностью за «ласковое» обращение, проводил «дорогих гостей». Уверен, сейчас они в местности Калмак-Крылган.

— Ну-ну, Сапаржан! Какие между нами могут быть обиды, — похлопал Ермеков охотника по плечу. — Вот, здесь тебе запас продуктов.

Договорившись с Сапаром о времени и месте следующей встречи, Молдабай присоединился к тревожно ожидающим его милиционеру и проводнику, и они, не теряя времени, тронулись в обратный путь.

Итак, Калмак-Крылган — на карте Ермекова появился новый ориентир. Возвратившись в отряд, он коротко рассказал командиру подразделения о результатах своей поездки и приказал поднять людей по «тревоге». За время поиска банды в тяжелых условиях пустыни Молдабай сдружился со своим заместителем Петром Очкасовым. Ему нравился молодой, исполнительный офицер, успевший в свои двадцать пять пройти через огненное жерло войны и на которого можно было во всем положиться, Вот и сейчас, Ермеков благодарно отметил про себя, время его отлучки Очкасов использовал максимально: отряд снялся быстро, без суеты, люди накормлены и отдохнули, амуниция я оружие приведены в порядок.

К Калмак-Крылгану пробились через пески лишь под вечер. Молдабай приказал Очкасову выслать вперед и по флангам дозорных. Отряд подтянулся и медленно приближался к лысеющим сопкам. Напряженные лица людей выдавали волнение: многие из них впервые участвовали в подобной операции.

Молдабай и Очкасов, ехавшие впереди отряда, настороженно вглядывались в даль. Неожиданно Очкасов коснулся его плеча, указывая плеткой на один из холмов, возвышающийся метрах в двухстах от них. Там, на вершине, появилась группа людей, но, заметив всадников, быстро скрылась за сопкой.

— Очкасов! Обходи с флангов! Командуй! — приказал Ермеков, а сам с группой всадников устремился к холму.

Собравшись у подножия, соблюдая меры предосторожности, оперативники овладели вершиной сопки, где обнаружили два трупа — завернутые в кебин[5] тела старика и девушки.

Ермеков не раз видел смерть и рисковал жизнью. Но сейчас, глядя в юное лицо девушки и изборожденное морщинами, изуродованное пулей лицо старика, он содрогнулся от жалости.

Внизу, у подножия холма, белели купола четырех юрт, возле которых окруженные подразделением Очкасова стояли люди. Когда Молдабай подъехал, они сбивчиво объясняли, что это аул-ферма одного из колхозов Джалагашского района, перекочевавший сюда только вчера. Колхозники сообщили, что ночью на них напади какие-то люди, угнали лошадей, забрали много овец и отобрали провизию. Бандиты надругались над девушкой-комсомолкой, заведующей фермой, а затем зверски убили ее и старика отца, пытавшегося защитить свою дочь. Их тела аульчане хотели похоронить на вершине сопки.


Рекомендуем почитать
Петля Бороды

В начале семидесятых годов БССР облетело сенсационное сообщение: арестован председатель Оршанского райпотребсоюза М. 3. Борода. Сообщение привлекло к себе внимание еще и потому, что следствие по делу вели органы госбезопасности. Даже по тем незначительным известиям, что просачивались сквозь завесу таинственности (это совсем естественно, ибо было связано с секретной для того времени службой КГБ), "дело Бороды" приобрело нешуточные размеры. А поскольку известий тех явно не хватало, рождались слухи, выдумки, нередко фантастические.


Золотая нить Ариадны

В книге рассказывается о деятельности органов госбезопасности Магаданской области по борьбе с хищением золота. Вторая часть книги посвящена событиям Великой Отечественной войны, в том числе фронтовым страницам истории органов безопасности страны.


Резиденция. Тайная жизнь Белого дома

Повседневная жизнь первой семьи Соединенных Штатов для обычного человека остается тайной. Ее каждый день помогают хранить сотрудники Белого дома, которые всегда остаются в тени: дворецкие, горничные, швейцары, повара, флористы. Многие из них работают в резиденции поколениями. Они каждый день трудятся бок о бок с президентом – готовят ему завтрак, застилают постель и сопровождают от лифта к рабочему кабинету – и видят их такими, какие они есть на самом деле. Кейт Андерсен Брауэр взяла интервью у действующих и бывших сотрудников резиденции.


Горсть земли берут в дорогу люди, памятью о доме дорожа

«Иногда на то, чтобы восстановить историческую справедливость, уходят десятилетия. Пострадавшие люди часто не доживают до этого момента, но их потомки продолжают верить и ждать, что однажды настанет особенный день, и правда будет раскрыта. И души их предков обретут покой…».


Сандуны: Книга о московских банях

Не каждый московский дом имеет столь увлекательную биографию, как знаменитые Сандуновские бани, или в просторечии Сандуны. На первый взгляд кажется несовместимым соединение такого прозаического сооружения с упоминанием о высоком искусстве. Однако именно выдающаяся русская певица Елизавета Семеновна Сандунова «с голосом чистым, как хрусталь, и звонким, как золото» и ее муж Сила Николаевич, который «почитался первым комиком на русских сценах», с начала XIX в. были их владельцами. Бани, переменив ряд хозяев, удержали первоначальное название Сандуновских.


Лауреаты империализма

Предлагаемая вниманию советского читателя брошюра известного американского историка и публициста Герберта Аптекера, вышедшая в свет в Нью-Йорке в 1954 году, посвящена разоблачению тех представителей американской реакционной историографии, которые выступают под эгидой «Общества истории бизнеса», ведущего атаку на историческую науку с позиций «большого бизнеса», то есть монополистического капитала. В своем боевом разоблачительном памфлете, который издается на русском языке с незначительными сокращениями, Аптекер показывает, как монополии и их историки-«лауреаты» пытаются перекроить историю на свой лад.